Жизнь наградила меня

Директор встретил нас почтительными поклонами и лишь осмелился спросить, мыслю ли я комнату с видом на море, или на их «всемирно известный» розовый сад. Я сказала, что мыслю комнату подешевле. Этот ответ показался моему благодетелю обывательским. Шота назидательно сказал, что во время медового месяца деньги не стоят ничего.

– Деньги вообще ничего не стоят, – сказал директор пансионата и, подняв к облакам выпуклые глаза, мысленно пересчитал свои миллионы.

Затем он повел нас по «Синопу», и я выбрала очень славную комнату с двумя железными кроватями, двумя тумбочками, двумя стульями и раковиной. Примерно так выглядит американская казарма.

Как пишут в английских романах, «утомленная долгим путешествием, не снимая дорожного платья, я бросилась на кровать и крепко уснула».

В семь часов пятнадцать минут в комнату постучали. На пороге стоял незнакомый мужчина, заросший иссиня-черной щетиной, в кепке-«аэродроме». Он протянул мне руку и мрачно сказал:

– Ашот, трикотаж.

Я спросила, как это понимать.

– Буквально. Ведаю абхазским трикотажем.

– А где Шота Георгиевич?

– С пяти в «Эшери». У него ЧП, комиссия из Тбилиси. Покинуть их не мог, велел вас привезти.

Мы сели в ту же белую «Волгу» и отправились в «Эшери». Ресторан этот совершенно прелестный. Расположен он в гротах, на уступах гор, и между столиками журчат и вьются горные ручейки. Разноцветные, спрятанные в замшелых камнях лампочки освещают галечное дно и мелькающую форель, бросают таинственные блики на кусты рододендрона и лавра. Выбитые в скале ступени соединяют главный зал с «кабинетами». В один из кабинетов и привел меня Ашот-трикотаж.

Стол был накрыт на троих и, Боже, что это был за стол! Пир запахов и цветов. В центре высилась башня маринованных закусок, перевитая, словно плющом, кинзой и тархуном. На блюде покоился жареный поросенок, из его пасти торчала бумажная роза. Дымились хачапури. Лобио и сациви издавали аромат нездешних трав. Между блюдами мерцали бутылки коньяка и грузинских вин. Мы начали ужинать в полном молчании. От главного зала нас отделяла лишь бархатная портьера, и, хотя я не видела, что там происходит, до нас доносились голоса, смех и звон бокалов. Но вот заиграла музыка, задвигались стулья. Портьера отодвинулась, и в кабинете возник Шота. Рыжие кудри ореолом вились вокруг его головы, конопатое лицо побагровело и лоснилось. Шота был более чем навеселе.

– Кушай не стесняясь, не заботясь и не торопясь, – сказал он. – Тебе предстоит провести тут пару часиков. Скоро велю подавать шашлыки и табака… Лучшие в Абхазии и в мире. А я, как разделаюсь с начальством, так и присоединюсь.

– С кем ты там любезничаешь, Шота? – Из-за портьеры выглянул стройный седовласый человек с наружностью светского льва. Увидев меня, он сделал круглые глаза и тихо свистнул.

– Школьные друзья, абсолютно ничего интересного, – забормотал Шота, оттесняя седовласого плечом.

– Да неужели? А по-моему, очень даже интересно. – Светский лев шагнул в кабинет. – Это Ашотик-то – школьный друг? Ну и чувство юмора у тебя, специфическое… Ашот, ты хоть знаешь, что значит слово «школа»?

Ашот стоял, вытянувшись по стойке смирно, и отвечать не осмеливался.

– А барышня откуда? Я в твоих курятниках ее раньше не встречал.

– Не барышня она вовсе, а жена закадычного друга, гениального математика из Ленинграда. Он завтра к нам приезжает.

– А пока что ты барышню развлекаешь… похвально… Сниму-ка я с тебя часть заботы. Можно с вами потанцевать? – обратился он ко мне и, не дожидаясь ответа, добавил: – Пойду закажу танго для начала.

Седой вышел. Трикотаж все еще не смел шевельнуться.

– Это Павлик Берзенешвили, генеральный прокурор Грузии, – скороговоркой выпалил Шота. – Развратник и угодник, практически бонвиван. Не вздумай с ним связываться.

Он сунул руку в карман, вытащил револьвер и ловко бросил его мне на колени. От неожиданности и прикосновения холодного металла я вся сжалась и успела лишь прикрыть револьвер полой скатерти, как прокурор появился опять.

– Не откажете? – Он протянул мне обе руки.

Я взглянула на Шоту. Он задумчиво смотрел вдаль поверх моей головы.

– Спасибо, не могу… вернее, не умею.

– Ну, извините. – Прокурор нахмурился и вышел.

– Рисковый вы человек, Шота Георгиевич! – впервые раскрыл рот Трикотаж.

– А, пустяки… старый проверенный трюк… женщина не может танцевать с оружием на коленях.

– Но женщина может переложить оружие с коленей на стол. – Испуг прошел, и я обозлилась.

– Порядочная женщина… никогда! Посуди сама, головой своей посуди. Если увидят, что я бросаюсь револьверами, скинут со всех постов и лишат кровью и потом заработанного имущества. Не говоря уже о том, что придется отсидеть… В первом приближении лет пять, не меньше. Порядочная женщина, с моральными принципами, этого никогда не допустит. Знаю, будучи психолог. Давай обратно игрушку. У меня без нее карман пустой.