Читаем Жизнь наградила меня полностью

Однако Бродского совершенно не прельщала перспектива народного ликования по поводу его появления в родном городе. Они с Барышниковым не раз обсуждали возможный свой приезд в Петербург, но только в качестве частных лиц – без официальных встреч, без помпы, без света юпитеров. Одним из вариантов было приплыть на пароходе с туристской группой из Хельсинки. Туристы проводят в городе три дня и ночуют на пароходе. Такой вариант, кажется, даже визы не требует. Иосиф шутил, что для сохранения полного инкогнито он наденет парик, а Миша наклеит усы и бороду… Или наоборот: Иосиф – бороду, а Миша – парик. Впрочем, этот план так и не был осуществлен.

В марте 1995 года Собчак приехал в Нью-Йорк. В программу его визита входила и встреча с Бродским.

Собчак остановился в «Waldorf Astoria» и пригласил Иосифа на завтрак в 9 часов утра. Бродский приехал, но потом сожалел и ворчал, что зря согласился. Не на саму встречу, – Собчак ему понравился. Его гордость была уязвлена тем, что у петербургского мэра все ланчи и обеды были заняты более важными встречами, и для Бродского нашлось только раннее утро. «Не могу понять, – сокрушался позже Иосиф, – чего это я к нему в такую рань потащился…»

На мой вопрос, уговорил ли его Собчак ехать в Питер, он ответил, что еще ничего не решил. Но 6 апреля Иосиф позвонил мне из Саут-Хэдли и спросил, есть ли у меня координаты Собчака.

Приехав через два дня в Бостон, Бродский дал мне письмо Собчаку, разрешил прочесть, сделать себе копию и попросил как можно скорее отправить в Петербург. Вот что он писал:

«…С сожалением ставлю Вас в известность, что мои летние планы сильно переменились и что, судя по всему, навестить родной город мне на этот раз не удастся. Простите за причиненное беспокойство и хлопоты; надеюсь, впрочем, что они незначительны.

Помимо чисто конкретных обстоятельств, мешающих осуществлению поездки в предполагавшееся время, меня от нее удерживает и ряд чисто субъективных соображений. В частности, меня коробит от перспективы оказаться объектом позитивных переживаний в массовом масштабе; подобные вещи тяжелы и в индивидуальном.

Не поймите меня неверно: я чрезвычайно признателен Вам за проявленную инициативу. Признательность эта искренняя и относящаяся лично к Вам; именно она и заставила меня принять Ваше приглашение. Но боюсь, что для осуществления этого предприятия требуются внутренние и чисто физические ресурсы, которыми я в данный момент не располагаю.

Бог даст, я появлюсь в родном городе; видимо, это неизбежно. Думаю, что лучше всего сделать это в частном порядке, не производя слишком большого шума. Можете не сомневаться, что Вы узнаете о случившемся одним из первых: я поставлю Вас в известность, возникнув на Вашем пороге».

Несколько слов о судьбе моей статьи. Вернувшись домой в Бостон в апреле 1992 года, я отключила телефон и, с короткими перерывами на сон и кофе, написала за месяц свое сочинение под названием «I Too Have a Dream» («Я тоже мечтаю»).

– Вы действительно «влезли Собчаку под кожу», – похвалили меня в редакции.

Итак, статья понравилась, журнал «Vanity Fair» ее принял, и мне заплатили гонорар. Однако четыре месяца спустя она все еще не была напечатана. За это время главный редактор Тина Браун покинула «Vanity Fair» и возглавила журнал «The New Yorker», а ее кресло занял Грейдон Картер. «Похоже, что твоя "собчакиада" под угрозой, – сказал приятель, опытный американский журналист. – Новый главный редактор обычно является новой метлой и выметает за порог весь портфель своего предшественника, то есть меняет направление журнала».

Я томилась еще месяц и, наконец, позвонила Грейдону Картеру.

– К статье претензий нет, миссис Штерн, она нам по-прежнему нравится. Проблема в другом. После путча ваш Собчак ничего выдающегося не сделал. Чем Собчак заслужил место на наших страницах? Допускаю, что на российской политической сцене он яркая фигура и российским читателям интересен. А нам? Давайте подождем, пока Собчак станет президентом или совершит нечто из ряда вон выходящее. Ваш материал не устареет.

Я ждала публикации четыре года, но так и не дождалась. И правда, ничего выдающегося Анатолий Александрович Собчак сделать не успел или не сумел. «Нечто из ряда вон выходящее» сделали с ним.

<p>Встречи и приключения в пути</p>

Почти каждый человек обуреваем какой-нибудь страстью. Один любит делать деньги, другой – их тратить. Один – игрок, другой – кулинар. Один – охотник, другой – коллекционер спичечных коробков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное