Жизнь наградила меня

– Должен вас информировать, – его латунный таз просиял, – что в поездке во Францию вам отказано. Ваши документы, – он ласково пошлепал скоросшиватель, – останутся у нас.

– То есть как? – выдохнула я из легких весь воздух.

– Таков порядок. Захотите подавать снова, придется оформляться сначала.

– Но почему мне отказано? – прошептала я, не чуя под собой стула.

– Ваш дядя сочтен недостаточно близким родством.

– Что теперь делать?

– Попробуйте подать через год, – пожал плечами Кабашкин, явно утомившись разговором.

– Но через год родство не станет ближе!

– Логично, – оживился он. – Здраво мыслите.

– Что же я скажу дяде? – не унималась я. – Как объясню? Он не поймет этой дикой причины.

– А зачем ему понимать? Проявите гибкость. Напишите, что завалены работой, что у вас что-то под микроскопом, что вы больны… – вяло давал он рецепты.

– Я больна? Чем я больна? – Я вдруг услышала свой собственный пронзительный крик. – Какой болезнью? Триппером? Сифилисом?

Латунный таз Кабашкина померк. Инструктор встал, молча обогнул стол, отворил дверь и, обращаясь к секретарше, ласково сказал:

– Эллочка, просите следующего.

Ночные гости

Зима 1965 года. Однажды в половине первого ночи зазвонил телефон, – довольно позднее время даже для нашего стиля жизни. Таких звонков я пугаюсь. Но в трубке послышался смех и веселый голос моей подруги Вики Беломлинской:

– Людаша, можно нагрянуть к вам в гости?

– Где ты?

– Рядом, на Исаакиевской. Звоню из автомата.

– С кем?

– Нас человек двенадцать.

– Мне нечем угостить такую банду.

– Не беспокойся, мы из ресторана.

Короткие гудки, я заметалась по квартире, смахивая с кресел случайные предметы. Минут через десять вошли: Вика, первая красавица нашей компании, ее муж Миша Беломлинский, замечательный художник и один из лучших книжных иллюстраторов всех времен и народов, Булат Окуджава с гитарой, Александр Галич с гитарой, Юрий Нагибин, Белла Ахмадулина, тогдашняя его жена, друг Нагибина Дима Гиппиус, кинорежиссер Володя Венгеров с женой, режиссер Владимир Шредель, актер БДТ Лебедев с женой. А в гостях у нас уже были и собирались уходить наши друзья – прозаик Игорь Ефимов и его жена, журналистка Марина Рачко.

Секундная заминка, легкая суета с шубами, шапками, плечиками, вешалками… Наконец гости расселись в гостиной.

– Ну и откуда такое созвездие? – спросила я Вику, когда она заглянула в ванную поправить макияж. Оказывается, именитая четверка: Галич, Окуджава и Нагибин с Беллой слиняли из Москвы, чтобы не подписывать коллективные негодующие письма против Даниэля и Синявского, которых осенью 1965 года арестовали за то, что они напечатали свои повести за границей. Это тогда называлось «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Арестовали, судили и, конечно, посадили – Юлия Даниэля на пять лет, Андрея Синявского на семь. Остальные гости – их ленинградские друзья.

Вот как об этом эпизоде написала в своих воспоминаниях Вика Беломлинская: «Ресторан закрывался, расходиться никому не хотелось. Хорошо бы куда-нибудь пойти – Белла почитает стихи, Булат и Саша будут петь… Мы жили на проспекте Обуховской Обороны, у черта на куличиках, к тому же с родителями. Венгеров – на другом конце города, ни Гиппиусы, ни Лебедев к себе не зовут. И тут я придумала… В двух шагах от "Астории" – самый лучший, самый гостеприимный в Ленинграде дом моей подруги Люды Штерн…»

Была проблема с выпивкой, потому что выпивки не было. Белла в замшевых сапогах на шпильках кружила по комнате, протягивая гостям свою роскошную шапку, то ли лисью, то ли соболиную, и просила кидать в нее денежку. Наскребли на две бутылки, которые и раздобыли у проезжавшего таксиста. Мы не очень сокрушались, потому что Белла была уже пьяна, да и остальные гости пришли изрядно навеселе.

Какие песни и романсы пели Саша и Булат я, полвека спустя, не помню, но мне кажется, что витал между ними некий дух соревнования. Оба пели много, чередуясь и достойно внимая нашим выражениям восхищения и благодарности. Много позже я наткнулась на описание нашего вечера в заметках Нагибина о Галиче. Вечер Юрию Марковичу не понравился. Во-первых, он считал, что мы с Викой отдавали предпочтение Галичу, хотя Булат был лиричней (кто бы спорил), а Галич – «предметней и прямолинейней». (Я тогда не знала, что они с Галичем были в затяжной ссоре.) Во-вторых, Нагибин пренебрежительно отозвался о нашем доме: «Типично петербургская старая квартира с высоченными, темными от копоти потолками, кафельными печами и гарнитурами красного дерева. Старинные гравюры с мачтами и парусами угрюмились на стенах…»