Жизнь наградила меня

– Сейчас у нас встреча в Союзе писателей. Может быть, вы тоже заглянете, а потом мы все вместе поедем к вам, о’кей?

Через полчаса мы с Витей были на улице Воинова.

– Вы к кому? – остановил нас дежурный у входа.

– У нас тут свидание…

– Никаких свиданий сегодня нет, – строго оборвал дежурный. – Сейчас встреча с американским писателем.

– Мы как раз к нему…

Дежурный подозрительно оглядел нас и буркнул:

– В Красной гостиной.

На лестнице нас остановил администратор.

– Товарищи, сегодня закрытое мероприятие. В гостях – американский писатель.

– А мы именно к нему.

– От какой организации?

– Мы сами по себе.

– Вас кто-нибудь уполномочил?

– Никто… Мы частные лица.

– Вы есть в списке?

На свет появился список, наших фамилий в нем, разумеется, не было.

– Нас пригласил Деннис Смит.

Брови администратора поползли вверх.

– А кто вы ему? Родственники?

– Да нет, скорее знакомые.

– Я не имею права пропустить вас. Нет оснований.

– Хорошо, мы уйдем. Но, может быть, вы передадите ему записку?

После мучительных раздумий администратор согласился.

Мы написали свой адрес, извинились за опоздание и просили приехать в любое время. Затем Витя помчался в гастроном, а я домой пылесосить.

Переулок Пирогова – это бывший Петербург Достоевского. В доме нашем находятся знаменитые Фонарные бани, и это обстоятельство придает ему особый колорит. На углу незыблемой твердыней голубеет пивной ларек, рядом с нашим подъездом торгуют квасом из бочки. В открытые окна доносились галдеж и вопли, свидетельствующие о том, что квас на исходе. Некто отчетливо матерился, требуя справедливости, а именно – отдавать предпочтение тем, кто хочет только кружку, а не трехлитровый бидон. И вдруг воцарилась тишина. Я выглянула в окно и обмерла.

У подъезда остановился черный кадиллак с темно-зелеными светозащитными стеклами и красными дипломатическими номерами. Машина, казалось, заняла полквартала. Народ забыл о квасе и, бряцая бидонами, сгрудился вокруг.

– Думаете, нам сойдет это с рук? – спросила Катя, направляясь открывать дверь.

…Мы пили водку, ели винегрет и пельмени и посвящали Денниса в особенности нашей жизни. Мы были «подаванцами». Наши документы уже пять месяцев покоились в сейфах ОВИРа. Катю на торжественном собрании выгнали из комсомола, Витю уволили с работы.

Деннис качал головой, повторяя: «Is that true?» – и закапывал лекарство в свои чудесные глаза, постоянно ноющие от ядовитого дыма пожаров. А культурный атташе Дональд, стреляный воробей, не на шутку всполошился:

– Зря мы, наверно, приехали, у вас могут быть неприятности.

– Forget it! – пренебрежительно сказал Витя. – Ни о чем не беспокойтесь и давайте выпьем. (В нашей семье неожиданно проснулось человеческое достоинство.)

Водка, как говорит наша Нуля, себя «оказывала»: культурный атташе схватил со стены гитару и в порыве патриотизма исполнил «This land is my land, this land is your land…» – этакий американский вариант песни «Широка страна моя родная».

Мы не остались в долгу и грянули Высоцкого. Терпеливо выслушав на незнакомом языке призыв растопить баньку по-белому, Деннис вытащил из кармана penny whistle (дудочку) и затянул нечто ирландское и бесконечно печальное. Потом он подарил нам свою книгу и заявил, что, пока он в Ленинграде, мы не расстанемся ни на минуту. Вечер, безусловно, удался.

– Между прочим, – отозвала меня в сторону Катя, – кого-то из нас караулят серые «жигули». Они подъехали одновременно с американцами и до сих пор тут.

Я подошла к окну. Напротив дома, прислонившись к машине и скрестив на груди руки, стоял мужчина в черном костюме и не сводил глаз с наших окон.

В час ночи мы вывалились из дома, уселись в приехавший кадиллак и поехали смотреть, как разводят мосты. «Жигули» неотступно следовали за нами. На следующий день они сопровождали нас в Пушкин и Павловск, дежурили у Эрмитажа и Никольского собора. И в последний вечер, когда мы устроили Деннису отвальную, они снова дежурили под нашими окнами.

Прощаясь, Деннис сказал:

– Мне очень жаль с вами расставаться… Но мы еще встретимся. Если когда-нибудь судьба занесет вас в Нью-Йорк, я покажу вам этот самый прекрасный и самый отвратительный город в мире. Уверен, что вы его полюбите.

На следующий день мы вернулись к нормальной жизни. Катя ушла в школу, мы с Витей разбежались по делам. Я вернулась первая, около часу дня.

На лестнице в нос ударил горький удушливый запах, защипало глаза. Дверь нашей квартиры обгорела: с нее свисали клочья почерневшего гранитоля и торчал обуглившийся войлок. На площадке стояли грязные лужи, валялись полусгоревшие газеты и журналы. Не смея дотронуться до двери, я забарабанила к соседям: «Ради бога, что случилось?»