Жизнь наизнанку

— Идиот, не трогай! Беги в лазарет. Срочно! — когда парнишка убежал в сторону поселения, старший мичман скинул с себя бушлат, плотно свернул его и, аккуратно приподняв голову японца, подложил ткань под нее. Ямомото вдруг закашлялся, открыл глаза и захлопал ими. В уголке рта надувался кровавый пузырь.

— Лежи, Фудзи, не двигайся. — Воронин положил руки на грудь пареньку, не давая ему подняться, но тот и не пытался. Ямомото только хлопал глазами, пытаясь осознать, что произошло. Одна мысль билась в голове и не давала покоя.

— Ноги. Я не чувствую ног…

— Лежи. Все будет хорошо.

— Но как же я теперь помогу Чекову?

— Тебе лежать надо! — мичман пытался успокоить бредившего подростка, но тот не унимался.

— Аркадий Семенович, ему же надо помочь, — было видно, что говорил Фудзи из последних сил. Глаза закатывались, а голос делался все тише.

— Ты говори. Говори, главное…

— Ну Аркадий… Семенович… Он же отправился на… северную часть… Он же попытается сейчас выбраться с острова… Он хочет лететь… через пролив! — пацан проморгался и уставился на старшего мичмана. Было заметно, что эта новость сильно взволновала Воронина. — Что же делать?

— Орлов! Остаешься за старшего! — заорал инструктор. — Ямомото не трогать, дождаться врача и следовать его указаниям. Ясно?

— Так точно! — все вместе ответили сгрудившиеся вокруг ребята.

Воронин вскочил на ноги и бросился вдоль берега навстречу спускающейся опергруппе. Данилов, Краско, Бабич и Снежков. Эти могли вчетвером завалить любого краба. Сейчас они были ему нужны в другом месте. Услышав новость, бойцы все как один развернулись и бросились на север.

Ничего интересного в пути до тайника с парафойлом так и не произошло. Тот же безрадостный пейзаж: галька, отполированная соленой водой; мелкие речушки, пересекающие берег; кустарники ольхи и кедра и устилающая землю, словно мох, вечнозеленая водяника. Пустынно и тихо, словно не только человек, но и животные давно покинули эти места. Лишь черный дым от костров позади, в оставленной навсегда деревне.

Не составило труда размотать правильно уложенную конструкцию «паруса» и строп. Пока Чеков крепил доску к ногам специальными ремнями, ветер сменил направление — это было особенностью здешних мест. Ветер за день мог поменяться несколько раз, и теперь он дул в нужную Даниле сторону.

А когда Чеков потянул за стропы, поднимая верхние концы парафойла, чтобы тот наполнился воздухом, из-за изгиба берега показалась группа бегущих людей. Они что-то кричали, но парень не слышал. Он боялся, что его задержат и не дадут исполнить мечту. Пацан дернул за стропы сильнее, долгие тренировки на берегу отточили движения, а «парус» сразу же затрепыхался, поймав воздушный поток, и подскочил ввысь, удерживаемый длинными веревками. Данилу дернуло вперед, и, чтобы не упасть, он подпрыгнул. Легкая конструкция парафойла одним рывком перенесла его на несколько метров. Доска коснулась воды, и человек заскользил по волнам, до побелевших костяшек сжав рукоятки строп и удаляясь от берега к еле видному в туманной дымке острову.

— Что он делает? — изумленно спросил Бабич, когда бойцы во главе с Ворониным подбежали к берегу. Чеков, подскакивая на волнах, очень быстро набирал скорость.

— Верит в надежду, — мрачно пробормотал мичман. Бойцы сгрудились у кромки воды, с замиранием сердца наблюдая за «парусом» и уменьшающейся на глазах фигурой.

— Давай! Давай! — шептал сквозь зубы Бабич, нервно переставляя ноги и боясь, что его услышат товарищи.

— Он сможет! — твердо добавил Воронин, повернул голову к бойцу и ободряюще кивнул. — Если верить, то все под силу!

Меж тем далекий крик радости разнесся над океаном — Данила Чеков, ощущая невероятный душевный подъем от скорости, ветра и соленых брызг в лицо, кричал как никогда. В этом крике слились торжество и упоение собственной силой, восторжествовавшей над природой. Не зря он воровал у кладовщика парусину и веревки, не зря потратил целый год на изучение книги и пошив парафойла, не зря таил от всех что задумал — все получится, и люди поверят, пропитаются надеждой, как и он — пятнадцатилетний пацан, вздумавший перехитрить природу.

Где-то сзади бухнуло. Данила обернулся и с ужасом понял, что огромная рыбина-мутант преследует его, как наживку на удочке — но не может догнать. Она прыгает в атаке, но надежный «парус» каждый раз уводит Чекова от удара. И рыбина не в силах догнать маленького человечка, несущегося по волнам на парусе…

Данила вновь закричал, довольный собой, но фортуна отвернулась от мальчишки, позволив пройти лишь полпути.

Бойцы Воронина одним общим вздохом ужаса выразили чувства, когда встречным потоком воздуха парус подняло над океаном на несколько десятков метров, оторвало Чекова от воды, а потом со всей силы швырнуло обратно. Шансов у Данилы не было — запутавшегося в парусе, контуженного об воду пацана через минуту накрыла огромная туша рыбины…

Уходили в полном, гнетущем молчании. Чувства надежды и азарта, испытанные ранее, тяжелым грузом пустоты навалились на плечи очевидцев. И только Воронин еще долго стоял на берегу и шептал: