Жизнь наизнанку

Я никогда так не бегал в своей жизни. Перепрыгивал машины, ямы одним махом, а следом слышал стук множества лапок о металл. Достал оба мачете и рубил тварей, пытавшихся достать меня. Одного паука оставил совсем без ног, другому отхватил хелицеры, чтобы неповадно было. Третьему одним широким взмахом — полголовы. И с удовлетворением наблюдал, как колошматят по асфальту в последних конвульсиях лапы. Один все же достал меня: зацепился лапой и подмял под себя, пытаясь укусить, но хорошо, что я успел развернуться под его черным матовым брюхом. С нечеловеческим омерзением воткнул в страшную тварь оба клинка махом, и одним движением скинул с себя труп.

Еще пару пауков убил, пока добежал до вестибюля метро. Успел спуститься вниз, но тут все и закончилось… Что ткнулось мне в ноги. Когда я упал и посмотрел, то обомлел: их опутывала паутина. А дневной свет заслоняла огромная туша монстра. Таких пауков я не разу еще не видел. Называйте как хотите: паук-мамка, паук-королева, всех-пауков-паук. Я принялся судорожно рубить толстенную нить ножами, но… Она не поддавалась! И вот тогда я понял, что обречен. Нить вытягивала меня вверх по эскалатору, а времени, чтобы соорудить «зажигательную батарейку» не было. Тварь слишком огромна — с мачете не справлюсь, оставалось одно… граната.

Я перерезал лямки рюкзака, и он покатился вниз, ко входу на станцию. Потом я перевернулся и ухватился за металлическую ступеньку эскалатора. Боль пронзила пальцы, но какое-то время я держался, пока она не достигла предела. Монстр тянул с невероятной силой. Ничего не оставалось, как разжать кровоточащие руки. Задние лапы, стягивающие паутину, пугающе приближались, но почему-то я не чувствовал страха. И вот черное, покрытое большими волосиками брюхо нависло надо мной. Я ухмыльнулся, чтобы она видела — сорвал противогаз, и не слушающимися от боли и скользкими от крови пальцами выдернул чеку. Монстр уже тыкал длинным и острым жалом мне в живот, и боль растекалась волнами по телу, но это уже не важно…

— Ну, Смерть… Встречай меня!

Если вы думаете, что вместе с ней приходит забвение, то это не так. Я вот встретился с ней, познакомился, почти подружился. Ходил несколько дней рядышком, осматривал владения. И знаете, что понял?

Смерть не приносит забвения. Мой рюкзак нашли через пару дней. Вылечили Машу. Доктор еще долго не мог выйти из неописуемого экстаза, но начальник станции убрал все лекарства в сейф. Буду надеяться, что не для себя приберег, а будет выдавать населению по мере необходимости. Уже после, в центре станции, сделали из этого вещмешка памятник. Кто-то умный выковырял в прокопчённом мраморе мое имя, и народ потянулся. Вспоминали, плакали, приносили какие-то безделушки, для каждого означающие что-то особенное, складывали у рюкзака. И чаще всех то место навещала Маша с мамой. Они, обнявшись, по долгу стояли рядом и почти не говорили. Но я знал: у них все будет хорошо, а меня теперь очень нескоро забудут, как здесь, так и в остальном метро. О таких поступках слагают легенды, и пусть со временем они превращаются в сказки, уже неважно как будут помнить о человеке. По его жизни или как он из нее ушел. Главное достойно встретить костлявую. Подружиться с ней.

Ну вот и я свел с ней близкое знакомство. Ничего сложного в этом ужасном мире, как видите. Да и совсем не страшной она оказалась. Даже в чем-то чуточку доброй. Позволила спасти кучу народа, ценой одной лишь жизни. Маша исцелилась, торговый центр сгорел, жалкие остатки паучьего выводка попрятались по окрестностям и не скоро теперь снова начнут охоту. А я… я возвращаюсь к семье. Это-то должно было когда-нибудь случиться?