Жизнь наизнанку

Ветер нестройными нотами завывал под эстакадой, гулял в глазницах вымерших двадцать лет назад домов. Я медленно обходил руины и остовы смятых неведомой силой автомобилей. Когда-то она постаралась на славу, собрав множество попутчиков для блужданий по мертвой земле. И я никогда не корил её за это. Люди сами всегда стремились к уничтожению. И геноцид всего человечества оказался неизбежным. И она первой пришла на праздник полыхающих огней и смертоносных смерчей, терпеливо ожидая каждого, кто не способен оказался спрятаться, или был слишком смел, чтобы принять новую реальность и уйти быстро, с миром, который так или иначе всегда сопутствует войне… Либо ждет ее окончания, либо приходит в душу со смертью. Вот такая, мать его, хреновая действительность, где проще умереть, чем жить или, вернее, выживать, ожидая ее каждую минуту…

Я не был готов уйти тогда, не был готов встретиться с ней и сейчас. Мне нравилась жизнь, пусть и скотская, пусть и не достойная гордого звания человека, но то был мой выбор. И я уважал выбор супруги, когда сразу после катастрофы она решила присоединиться к ней. Не задумываясь и не оглядываясь. Возможно, толчком послужила смерть дочери. Наверное, так оно и было, но… Что я мог возразить Лиде? О чём мог соврать? Да и зачем? Теперь она более счастлива: это видно на фотографии, где они с Лизой… такие живые. Живее всех живущих, живее, чем я…

Пора бы это исправить. Пора бы уйти к родным и тоже стать счастливым, насколько это возможно в загробной жизни. Но, наверное, возможно, иначе люди с такой радостью не принимали бы ее в друзья.

Я слишком хорошо понимал тщетность задуманного, но не мог поступить по-другому. Девочке рано еще с ней знакомиться. Слишком мало времени пожила, слишком многого не увидела, не познала в этом разрушенном мире, в этом подземном муравейнике, обжитом людьми.

Я смотрел на старый полуразрушенный торговый центр. Четырехэтажная обитель монстров — именно поэтому аптека на втором этаже сохранилась. Никто не решался и близко подойти к паучьему логову, не то, что лезть внутрь. Огромные покрытые хитином твари наводили ужас на всю округу, а в карте у меня был нарисован череп с костями на этом месте. Сейчас центр выглядел покинутым и спокойным, только затянутый паутиной вход вызывал тревогу и подозрения. Но я-то знал, что это вотчина тварей. Не одного друга-сталкера потерял в этом чёртовом месте. Слишком много костей разбросано по округе. Пауки затаились лишь на время, пока потомство не вылупится и новый выводок не выйдет на охоту.

Я осторожно обошел здание. Сзади находилась почти целая металлическая пожарная лестница. А на втором этаже плита перекрытия с одной стороны обвалилась. Хоть забраться по ней на второй этаж было невозможно, но вот выбраться из здания тут — вполне реально.

Медленно поднялся наверх. Покрытая битумом крыша в паре мест оказалась пробита. Дыры большого размера вели вниз. Заглянув в одну и посветив фонариком, оценил, что проходит она сразу через несколько этажей. Пришлось отойти — запах, вырывающийся изнутри, вызывал в желудке рвотные спазмы. Не спасал и противогаз. В числе жертв этих существ были не только люди. Видел однажды, как в паутине, развешенной между двух высоток, трепыхалась вичуха. А неделю спустя от нее остались лишь кости, все еще продолжавшие колыхаться от ветра на дьявольской сети.

Именно в эту дыру и придется лезть. Я привязал веревку за край пожарной лестницы и медленно стравил свободный конец вниз. Сделай я это слишком быстро и подними шум, то этот спящий «муравейник» тотчас бы ожил, и я не уверен, что смог бы убежать.

Лезть внутрь очень не хотелось, но я все уже обдумал и давно решил. Осталась самая малость — сжать зубы и сползти по веревке вниз. Несколько мгновений постоял, окидывая взглядом руины города. Я вас больше никогда не увижу. При успехе, сомневаюсь, что решусь еще подняться на поверхность. При провале — уж тем более… Как бы то ни было, но прощальный взгляд вокруг вызвал лишь тоску. Некогда прекрасный и огромный город умер, и не принадлежал больше людям. Его заселяли и обживали мутанты разных видов. Человек же, словно ископаемое, все реже появляется наверху, предпочитая опасной свободе относительно спокойное заточение под землей. Рожали детей с полупрозрачной кожей, слепых и немощных, с хвостами и рогами, иногда полностью волосатых, а иной раз и мертвых. Разве ж это человечество? Так… кучка жалкого отребья. Остатки некогда могущественной, но разобщенной расы.

А Маша… Маша — она другая. Маша родилась полноценной и здоровенькой. Играла и веселилась, и выглядела настоящим цветком на фоне других детей, бесцветными призраками бродящих по станции. И хочется подарить ей жизнь. Сделать это для нее и ее мамы, как для своих…