Жизнь наизнанку

Первым по лестнице забрался Виктор. И уперся в решетку, преграждающую путь на другую половину. Она была в крупную клетку, а в центре врезана металлическая дверь. Ни рядом с дверью, ни за ней никого не наблюдалось, кроме того, на той половине тоже царила темнота. И тишина. Виктор несколько раз крикнул, но никто не отозвался. Тогда он посмотрел назад, прислонившись к решетке. Там медленным шагом поднимался толстяк.

Не успев подняться, он показал пальцем на что-то, что находилось за спиной Виктора. На его лице был написан столь явный страх, что тот похолодел. Он попытался развернуться, но не смог. Что-то держало его своими цепкими холодными руками. Сердце запрыгало в груди, напуганное внезапной догадкой… Но поздно.

— Ты хочешь меня, Витенька? — Руки откровенно ощупывали его, скользя по телу, словно на нем совсем не было одежды. — Тогда возьми меня!

И руки потянули. Потянули к себе, через решетку, разрывая одежду, кожу, тело… Бородач диким голосом заорал, как сквозь овощерезку проходя через сетку решетки. Заорал и Егор, но через минуту, когда все уже было кончено, его голос сорвался на визг, и он, развернувшись и собравшись бежать, застыл от нового проявления страха.

Перед ним стоял Олег. Страшное, окровавленное и искореженное тело. Он кое-как ставил переломанные ноги на пол и медленно поднимался по лестнице, держа свою голову единственной уцелевшей рукой. Вторая же все еще была продолжением его тела только благодаря хорошей кожаной куртке, которая не давала оторванной руке выпасть.

Он шел вперед, а стеклянные глаза были направлены на толстяка. Тот медленно попятился и через мгновение уперся в стену перехода.

— Что вам всем от меня надо? — Выдавил из себя он, сотрясаясь мелкой дрожью и плача. Олег и девчонка медленно, но уверенно приближались.

— Егорка, — звонкий голос девочки пригвоздил его к стене, заставив закрыть глаза. — А Егорка? Хочешь же меня? Да знаю же, хочешь! Вот она я. А давай-ка займемся любовью еще раз, как тогда, на полу, когда я была в семени твоих товарищей… Тебе же это нравится! Ну? Что же ты, Егорка, испугался?

— Отстаньте от меня! — Визжал он, закрыв глаза. — За что? Что я сделал?! Почему вы меня преследуете?!

Его голос срывался на хрип и далеко разносился по обеим половинам пустого Китай-Города. Но никто его не слышал и никто ему не мог теперь помочь.

— Как за что? — Удивилась девочка. — А в Метро ничто не проходит бесследно. Особенно злые поступки. Особенно, когда они делаются со зверской жестокостью. Вы теперь часть Метро. Но не того метро. Другого. Вы сами своими руками очертили себе ту грань, которая ведет сюда. В мир страха, ужаса и темноты. В мир Метро, который годами скапливал в себе все плохое, что приносили в него люди, и который живет, сейчас, питаясь вашей же жестокостью, подлостью и сиюминутными желаниями. Так что все. Ты сам выбрал свою судьбу. Теперь вот терпи. Ну, так что, займемся любовью?..

Егор открыл один глаз, и увидел, как в свете упавшего фонарика за спиной девочки собирается какая-то копошащаяся масса. Толстяк с ужасом понял, что этой массой когда-то был Виктор…

Он заорал еще громче, вскочил на ноги и, проскользнув сквозь мрачные фигуры, бросился в тоннель сломя голову, стараясь убежать от себя…

Потом много кому в темных тоннелях встречался призрак толстяка, бегущий и вопящий во все горло. Говорят, что встреча с ним предвещает несчастье…

Пробуждение

Сон прервался неожиданно, словно Андрея кто-то слегка пихнул в бок. Он раскрыл глаза и некоторое время, ничего не понимая, пялился в темноту, царившую в его палатке. Отчего он проснулся? И который час? Час, час, час… Какой, на хрен, час? Ночь, или день? Условные, конечно, так как на станции время распределялось между дежурством и отдыхом. И отдых смело называли ночным временем, которое у каждого было свое. Так что же сейчас? Время сна, или дежурства?

Андрей сел на кровати и потряс головой, пытаясь сообразить, что вообще происходит, и не пора ли ему уже собираться в дозор. Вроде, он чувствовал себя не выспавшимся, что давало повод предположить, что сейчас еще ночь. Да и негромкого звона колокола, который использовали для обозначения времени дежурных смен, он не слышал, значит его время дежурить еще не пришло, и, кроме того, на станции не было слышно звуков, которые обычно предшествуют сборам заступающих.

Значит, еще можно спать.

Он рухнул обратно на жесткую койку, более менее успокоившись. И попытался заснуть, но по какой-то причине сон не шел. Что-то во всем этом внезапном пробуждении было странное. Не мог же он так просто спонтанно проснуться. Каждая секунда сна была просто необходима его уставшему во вчерашней вылазке организму.

Это был не простой поход. Он очень тяжело дался всем четверым. И Сашке, и Артему, и беззубому Игнатычу. И вылазка эта чуть не стоила двоим из них жизни. Последние метры до входа они с Сашкой тащили раненных товарищей на себе. А когда гермоворота закрылись, то все вчетвером рухнули без сил на каменный пол станции и долго еще слушали, как барабанят и скребут по металлическим воротам чьи-то конечности.