Жизнь Наполеона

Армия, действовавшая в Италии, показала первый пример вмешательства солдат в управление государством. До того времени армии республики довольствовались тем, что побеждали врагов. Как известно, в 1797 году в Совете пятисот возникла партия, составившая оппозицию Директории[37]. В замыслах ее главарей, быть может, не было ничего преступного, но их действия, бесспорно, могли навлечь на них подозрения. Некоторые из них, несомненно, были роялистами; большинство же, вероятно, не питало иного намерения, как положить предел произволу и позорному хищничеству Директории. В этих целях они изъяли из распоряжения правительства налоги и подчинили его расходы строгому контролю. Директория со своей стороны не замедлила использовать последствия этих мероприятий; она распространила в армиях слух, что все лишения, ими испытываемые, — результат предательства обеих палат, будто бы стремившихся погубить защитников родины, дабы иметь затем возможность беспрепятственно призвать Бурбонов. Командующий Итальянской армией в воззвании к своим войскам открыто подтвердил эти слухи. Эта армия дерзала посылать правительству свои представления. Она позволяла себе по отношению к палатам выпады столь же резкие, как и противные конституции. Тайный замысел Бонапарта заключался в том, чтобы вслед за посылкой этих представлений самому двинуться на Париж с частью своей армии якобы для защиты Директории и Республики, а на самом деле, чтобы захватить руководящее положение в правительстве. Его планы были расстроены переворотом 18 фрюктидора, совершившимся раньше и легче, чем он это предполагал (4 сентября 1797 года 18 фрюктидора V года республики). Этот день, ознаменовавшийся полным разгромом партии, противопоставившей себя Директории, лишил его всякого предлога перейти Альпы. Он продолжал отзываться о членах Директории с величайшим презрением. Бездеятельность, продажность, грубые ошибки этого правительства являлись постоянной темой его разговоров. Обычно в конце таких бесед он заявлял окружавшим его генералам, что тому, кто сумеет сочетать новый строй Франции с господством военных, нетрудно будет обеспечить республике роль древнего Рима.

Глава 7. Политические воззрения Бонапарта

Хотя Наполеон на острове Эльба и говорил, что до похода в Египет он продолжал быть честным республиканцем, все же некоторые эпизоды, приведенные графом фон Мерфельдтом, доказывают, что в период, о котором идет речь, его республиканские убеждения уже были сильно поколеблены. Мерфельдт был одним из австрийских уполномоченных, которые вели мирные переговоры в Леобене, а позднее — в Кампо-Формио. Так как ему важнее всего было добиться свержения республики, он намекнул на то, что генерал Бонапарт легко мог бы стать во главе Франции или Италии. Генерал ничего на это не ответил, но и не выразил возмущения; он даже высказал мысль, что попытка управлять Францией посредством представительных органов и республиканских учреждений является не более как экспериментом. Мерфельдт, которому этот разговор придал смелости, решился с ведома и согласия австрийского двора предложить Наполеону владетельное княжество в Германии. Генерал ответил, что он весьма польщен этим предложением и не сомневается в том, что оно вызвано высокой оценкой его способностей и его значения, но что он поступил бы неразумно, если бы принял его. Подобное владычество неминуемо должно было бы рухнуть при первой же войне между Австрией и Францией. Для Австрии оно явилось бы бесполезным бременем, а Франция в случае своего торжества, бесспорно, отправила бы в изгнание вероломного гражданина, согласившегося принять помощь иностранной державы. Он откровенно добавил, что задался целью занять место в правительстве своей страны и уверен в том, что далеко пойдет, если только ему удастся вдеть ногу в стремя.

Глава 8. Портрет Бонапарта

Если бы Наполеон не заключил мира в Кампо-Формио, он мог бы уничтожить Австрию и избавить Францию от походов 1805 и 1809 годов[38]. По-видимому, великий человек в этот период был только предприимчивым солдатом, который был изумительно талантлив, но не придерживался в политике никаких твердых принципов. Находясь во власти множества честолюбивых мыслей, он не составил себе никакого определенного плана относительно того, как удовлетворить свое честолюбие. «Впрочем, — рассказывает г-н фон Мерфельдт, — невозможно было, побеседовав с ним десять минут, не признать в нем человека с широким кругозором и с исключительными способностями».