Жизнь не кончается никогда

Попутно мы готовились к очень важному и серьезному событию, особенно для меня. Завтра должна была состояться встреча с Вериным отцом, которому я буду представлен в качестве неизвестно откуда появившегося жениха. Я жутко волновался, а Вера, по своему обыкновению, издевалась надо мной, рисуя страшные картинки разговора с богатеньким папой. Встреча была назначена на три часа, но уже с самого утра меня лихорадило, и я попросил разрешения выпить сто грамм для храбрости. Верочка, естественно, не позволила, ссылаясь на то, что ее отец больше всего на свете не любит трусов и потенциальных алкоголиков. Чтобы добить, она предложила мне надеть памперсы, если я так боюсь. Бороться с ней у меня просто не было сил.

По телефону Вера немного подготовила родителя, сказав:

– Он хороший, ему тридцать лет, и он из Волгограда.

И все! Ужас для любого! Но не для меня, так как я полностью доверился судьбе. В конце концов, штурвал крутит судьба, а я буду поднимать и опускать паруса, или же менять направление в зависимости ветра, дующего от Веры и ее папы.

Ровно в три мы стояли в невероятно роскошном фойе миниатюрного Зимнего дворца. Все стены были увешены картинами. Сам я ни черта не разбираюсь в живописи, но догадался, что тут одни подлинники и нарисованы крутыми художниками какой-нибудь эпохи Возрождения. Шедевры были под присмотром двух квадратных пуленепробиваемых молодцов-телохранителей Виктора Борисовича – так звали папу. Вера давно бы убежала в глубь этого дворца, но ей приходилось поддерживать меня под руку, чтобы я не свалился в обморок от перенапряжения нервов.

Наконец, ОН появился. Его торжественный выход на площадку моей жизни был поистине театральным. Высокий 65-летний мужчина с благородной сединой и тонкими аристократическими чертами лица. Его костюм стоит отдельного упоминания. Даже таким валенкам в моде, как я, было понятно, что второго такого не существует. Но при всем этом Виктор Борисович оказался простым и умным человеком. Он сразу повел себя так, что уже через пять минут ко мне вернулись уверенность и расслабленность мышц.

К нашему приходу был накрыт великолепный стол, который обслуживали двое слуг в ливреях. Говорил только Виктор Борисович – я улыбался и кивал, а Вера, переглядываясь с отцом, шепотом отпускала свои саркастические колкости. В мыслях я клялся отомстить ей при случае. С этикетом я практически незнаком, видел шик только по телевизору, но мне все прощалось. Верин папа не замечал мою неловкость в обращении со столовыми приборами. Он понимал, что я изо всех сил стараюсь «соответствовать», и, хмуря брови, пресекал «подленькие» словесные выпады своей дочери в мой адрес. Сам он умело избегал каких-либо щекотливых тем, довольствуясь простенькими вопросами типа: «Какие ваши планы на будущее, молодой человек?» Я был очень благодарен ему за это. Действительно, какие, к черту, планы, если единственным моим «протеже» был таинственный Голос в голове Веры.

Когда моей прекрасной избраннице надоело издеваться надо мной, она дала отцу еле заметный знак глазами, чтобы он заканчивал с обеденным процессом. Виктор Борисович предложил проследовать в его кабинет, чтобы посмотреть коллекцию холодного оружия. Я с облегчением согласился, так как пережевывать пищу в таких экстремальных для психики условиях было делом весьма затруднительным.

В кабинете хозяин дома взял с письменного стола, за которым, наверное, несколько веков назад сидел французский король Людовик, подписывая указы «казнить нельзя помиловать», простенький пульт и нажал на кнопочку. Тут же огромный книжный шкаф отъехал в сторону, и передо мной открылась настоящая пещера Сезам. Мы прошли внутрь, и я, увидев коллекцию, прибалдел. Цена этого оружия была баснословная. Я такого даже в музеях не видел – рукоятки и ножны были усыпаны драгоценными камнями. Виктор Борисович с гордостью и любовью рассказывал мне истории, связанные с каждым клинком. Наши глаза на секунду встретились, и я понял, что всегда прикрою его спину. Похоже, он тоже это понял – слова тут не нужны.

Напитавшись боевым духом, мы направились в биллиардную комнату. Виктор Борисович подвел меня к столу и глазами указал на три шара, лежащие посредине зеленого поля:

– Сделай одолжение, возьми один из них, – сказал он, пристально посмотрев на меня.

Я до сих пор не пойму, что на меня накатило. То ли я устал исполнять роль подопытного кролика, то ли немного стал раздражать его оценивающий взгляд. С каким-то непонятным вызовом я схватил центральный шар, нагло подкинул его вверх, поймал и со стуком возвратил на прежнее место. Все это время я смотрел Виктору Борисовичу в глаза, не моргая.

Он покачал головой, задумчиво улыбнулся, подошел ко мне, обнял за плечо и сказал:

– Извини, Костя! Просто я отец и хочу знать, с кем имею дело. Мы с тобой, если захочешь, будем вместе трудиться и учиться – причем трижды, как говорил покойный Ильич.