Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице

Тут дал знать о себе и гость. Из-за плеча Тырнова показалось его добродушное, веселое лицо.

— Воля хозяюшки — казнить нас или миловать! А незваные гости — глодают кости, — подмигнул он и, посмотрев на кожаные головки своих фетровых сапог, прошел вперед. — А где тут самые главные, которые не подчиняются никакому начальнику и даже самому царю?

Гость глазами отыскал на печке притихших Саньку и Данилку.

— А вот вам лисичка велела передать, — протянул он обе руки с небольшими свертками.

Данилка сразу вцепился в подарок, а Санька, прежде чем взять, посмотрел на мать.

Серафима стояла растерянная, раскрасневшаяся, не зная, как ей поступить, что нужно делать, чтобы все было правильно, по-человечески…

Сегодняшнее поручение председателя она считала особенным. «Знать, еще не совсем втоптали в грязь! — подумала она. Понадобилась, вспомнили…».

Гость, как показалось Серафиме, оказался человеком незаносчивым, веселым и внимательным.

— Корней Михайлович Кадкин! — звонко представился он. — Вы уж смилуйтесь, не корите нас, Серафимушка, за вторжение. Носит нас нелегкая… Все не ко двору, да не ко двору. Странники, шатуны… Но ничего — за богом молитва, за царем служба не пропадают.

Корней Михайлович энергично разделся, подал Серафиме пальто, провел расческой по жиденьким, светлым, как у младенца, волосам и осторожно, чуть ли не на цыпочках проследовал в приготовленную для него комнату.

Немного помявшись, не раздеваясь, туда же с какой-то сумкой проследовал и Тырнов. В комнате было чисто и тепло. Серафима убрала из нее все лишнее, положила на стол новую скатерку, залежавшуюся у нее со времен свадьбы. Заправила керосином лампу. Это горючее всего лишь на одну заправку, она хранила вот уже около года для особого случая.

Гости остановились за прикрытой филенчатой дверью, а Серафима, приложив палец к губам, дала знать детям, чтобы они сидели на печке смирнехонько. Несколько минут из-за дверей доносились невнятные приглушенные голоса. Потом оттуда вышел Тырнов и прощально кивнул Серафиме.

— Пусть немного поработает — ему ответ один надо написать, — пояснил он Серафиме и ушел из дому.

Серафима хлопотала у пышущей жаром печки. От сковородки отлетали один за другим коричневые пористые блины. И Санька и Данилка блаженствовали. Такую еду они уже и не помнили. Настроение детворы передалось и Серафиме. У раскаленного жерла печи она разрумянилась, повеселела. Для гостя напекла блинов отдельно. Уложила их в тарелку, сверху накрыла другой.

Через пару часов, насытившись вкусной и необыкновенной пищей, дети сладко заснули. Серафиме тоже вдруг захотелось отдохнуть. Она присела к кухонному столу и терпеливо ждала, когда откроются двери в горнице. Видимо, у Корнея Михайловича дел было много. Он то и дело шелестел какими-то бумажками, ерзал на табуретке.

Наконец, двери открылись. Гость вышел из комнаты так же осторожно, как и входил. Вначале он улыбнулся Серафиме, потом прикрыл глаза и провел рукой по лицу.

— Вот видите, Серафимушка, из-за меня и вы томитесь… Ох, уж это время! А что поделаешь, Симочка, во времени бранись, а в пору мирись! Был бы друг, а время найдется — так, кажись, говаривают…

— Я сейчас принесу вам на стол… Пока не остыли, — спохватилась Серафима, — и кипяточку… вы уж не обессудьте…

— Да, знаю, знаю, Симочка, — поспешил гость успокоить ее. — Нынче ни у кого ничего нет. Нынче только горбун с запасцем ходит. Только он что-то прячет за спиной. А к чаю у меня тут еще немного осталось…

Серафима поставила на стол блины, чайник с кипятком и стакан. Но Корней Михайлович попросил у нее для чего-то еще два стакана, холодной воды, какую-нибудь тарелку и две ложки. Пока Серафима сбегала на кухню, на столе все преобразилось. На толстом листе бумаги была горка сахара и сухарей. А рядом стояла сверкающая желтым лаком и серебряными рисунками банка консервов.

Серафима с изумлением наблюдала, как гость провел небольшой проволочный ключик вокруг банки, накрутил на него полоску жести, и крышка отпала. По комнате разнесся ароматный запах мясной тушенки.

— Не нашенская, видать? — спросила Серафима.

— Конечно же, нет, Симочка. Нам сейчас не до таких финтифлюшек. Нам нужно побольше такого, что фашистам сильнее по мозгам бьет… Давайте мы с вами поужинаем, Симочка. Вы сегодня, кажись, покружились. Позвольте хоть мне в эти минуты взять на себя обязанности хозяйки.

Ловким движением Корней Михайлович вывалил содержимое банки в алюминиевую миску и еще раз попросил Серафиму провести с ним вечернюю трапезу. Серафима уступила, нерешительно присела на уголок табуретки.

— Хоть немного раздохните, хоть малость отключитесь. Вижу, вижу — ох, нелегко вам приходится, Симочка. М-да, — участливо произнес Корней Михайлович и неторопливо извлек из сумки алюминиевую фляжку…

— Вот интересно — кто придумал такую штуку сильную? Прямо-таки нужно ему на каждом углу памятник ставить. Без нее ничего не делается — ни свадьба, ни похороны… Помогает от болезней, от хандры. Но только в меру.

Гость налил немного светлой жидкости в стакан, потянулся за другим. Но тут его остановила рука Серафимы.