И странно, я вдруг шестым чутьем, пропустив первые пять, поняла, что, если Николай действительно сможет уйти от тех людей, он обязательно найдет нас, беспокоиться об этом не следует. Тогда я встала, поморщившись от боли в затекших ногах, и, крепко прижимая Илюшу к себе, пошла в общагу. Илюша сидел у меня на руках спокойно, как маленький Будда. Лишь бы охранник нас пропустил. В крайнем случае, скажу, что ребенок не мой, а подруги, я только посижу с ним. Кстати, это правда…
— Когда это ты, оглашенная, успела так быстро и залететь, и родить, да еще без мужика? — вот каким приветствием встретила меня мама на пороге родного деревенского дома, когда после почти суточного путешествия на поезде мы с Илюшей явились пред ее светлые очи. — Прошлым летом живота у тебя еще не было, а сейчас, как погляжу, мальчику твоему почти годик.
— Да, мамочка, жизнь ускоряется. Ходить с пузом девять месяцев — не по нутру современной молодежи. Готовых детей мы покупаем в супермаркетах, сразу оптовыми партиями на несколько человек. И они уже умеют говорить: «Мама»…
— А где у него батарейка?
— Разумеется, в попе.
Мы обнялись. Человечище моя мамочка, таких больше нет. Хоть и говорят, что я вся в нее, но мне до нее еще расти и расти. Проработала всю жизнь школьной учительницей русского и литературы и при этом сумела остаться легким, светлым человеком.
Мы с Илюшей расположились в большой комнате, за столом. Как всегда, мальчик был спокоен, оглядывался вокруг так, словно это был его привычный дом. То же было и у меня в общежитии. Правду сказал внезапно исчезнувший Николай: с этим ребенком никогда не было никаких хлопот. Единственная проблема — комендант. Обещал выселить меня. Поэтому и пришлось везти Илюшу к маме. Надо ведь заканчивать свое высшее образование, которое, чувствую, вряд ли будет так уж полезно, так уж пригодится мне в жизни. Да заканчивать — это еще сильно сказано, большая часть впереди, три года кошмара…
— Как тебя зовут, парень? — спросила мама, наливая всем чаю.
Илюша негромко пролепетал свое имя.
— О, говорить может, — мама и этим была удовлетворена, но решила все-таки поинтересоваться у меня: — А отчество?..
— Думаю, Николаевич, — сказала я. — Скорее всего.
— Отлично, отлично, узнаю свою непутевую дочь. — Наконец мы все трое уселись за столом, мама взяла чашку и аккуратно подула на нее. — Ну, а теперь расскажи мне, как было дело.
Я рассказала.
— И сколько времени ребенок живет с тобой?
— Больше месяца. Он очень хороший мальчик. Спокойный, умный, наблюдательный. Все понимает. Мне с ним легко. Вот только из общаги грозятся выселить.
— А что с ним не так?
— Ноги. Не знаю, можно ли будет это вылечить. Ноги у него не действуют. Как деревянные. Я делаю ему массаж утром и вечером, зарядку, сгибания-разгибания. И контрастный душ. Но пока безрезультатно.
— Понятно, — сказала мама. — Я попрошу Германовну посмотреть его. Пусть займется делом, старая болтушка. Надо же иметь хотя бы какой-то диагноз…
В это время прибежал с улицы Дик, наш огромный пес. Где-то гулял, вернулся домой пожрать, а тут я сижу. Он еще в сенях учуял мой запах и ворвался в комнату, как большая лохматая торпеда, уткнулся мордой в мои колени, шумно задышал, трудно сглотнул, заплакал. Я схватила его за уши и принялась трепать, но он почти сразу вырвался и повернул свою башку к Илюше. Слезы его мгновенно пересохли. Чужих в доме Дик терпеть не мог и лаял даже на людей, которых знал всю свою длинную собачью жизнь, если они приходили к нам в гости. Мог и тяпнуть иногда кого-нибудь для острастки. Потому гости у нас бывали нечасто, и обычно на такой случай мы загоняли Дика в сарай.
— Дика, нельзя, — сказала я, — это свой. Это Илюша. Тихо, Дика, тихо.
Пес мотнул башкой и придвинулся ближе к ребенку. Шерсть на загривке у него вздыбилась, но он не рычал, рычать ему тут было почти не на что. Мелкота микроскопическая.
Пес обнюхал ноги мальчика, поглядел на меня — и вдруг положил свою морду Илюше на колени. А Илюша осторожно погладил его между маленьких острых ушей и вдруг внятно сказал:
— Дика.
Пес слегка вильнул толстым тяжелым хвостом.
— А жрать ты все равно не получишь, наглая морда, — сказала мама Дику. — И не подлизывайся. Утром целую кастрюлю овсянки спорол, сэр, — все, теперь до вечера сиди…
3
Истории своего происхождения я не знаю.
Семейная легенда гласит, что мама Света подобрала меня, беспризорного младенца, на улице большого города, в котором училась тогда в институте, и привезла сюда, в эти благословенные края, на вечное жительство. Каким образом, совсем маленький, оказался я на улице, кто могли быть настоящие мои родители, что за беда случилась с ними, — все это покрыто туманом неизвестности; зато оставляет широкий простор фантазиям… Собственно, я никогда особенно на эту тему не размышлял, мне это малоинтересно. Конечно, может быть, мне и хотелось бы встретиться со своим отцом или матерью, поговорить с ними, узнать какие-то подробности… Но, собственно, какая разница. Мне и здесь, со своими родными, хорошо.