Жизнь (не) вполне спокойная

Где-то к концу лета нашего полку на работе прибыло. Нам добавили третьего сотрудника, и сотрудником этим оказалась Боженка Кухарска, которая до войны, в раннем детстве, жила в том же доме, что и Янка, и они вместе играли в песочнице. Открытие, что опосредованно мы знакомы чуть ли не с рождения, мы сделали уже позже, на именинах мастера Антония, а сначала шеф велел мне ввести новенькую в курс дела.

С порога Боженка крикнула.

— Я ничего не умею!

Это прозвучало очень знакомо. Я была полна понимания и сочувствия к ее строительному невежеству, мое доброе сердце отозвалось, и я, невзирая на свой рабочий цейтнот, попробовала ей кое-что объяснить.

— Тут считают людей, — сказала я, копаясь в бумагах.

— По головам? — с бешеным интересом возбудилась она.

— Понимаете, вся трудность в том, чтобы людям досталось, как положено. Если не достанется — на стройке содом и гоморра. Человек, который сейчас вышел за дверь, — это бетонщик. Я с ним уже второй день маюсь. Работу их бригада сделала тяжелую, пусть им достанется, как положено.

— «Достанется», это в смысле «на орехи»? — округлила глазки Боженка.

— Что?.. А, нет, это в смысле зарплаты. Если им не достанется, они смоются, а летом новых днем с огнем не сыскать.

— А куда они смываются? В канализацию?

Я подумала: вот же дебилка! Я ей человеческим языком объясняю!

Мой сотрудник Здзисек поднялся со стула со словами:

— Пойду, добью Левандовского. Где у нас «желтуха»?

— В шкафу стоит.

Здзисек взял «желтуху» и вышел.

Боженка запустила руки в волосы, схватилась за голову и посмотрела на меня с полным отчаянием.

— Что он сказал? Кого он пошел добивать? Вы тут людей убиваете, что ли? И откуда у вас, прости господи, желтуха? Мне тоже придется заболеть желтухой?

Я присмотрелась к ней повнимательнее, пришла к выводу, что дело плохо, и отложила карандаш.

— Он пошел измерить последнюю работу Левандовского, чтобы закрыть «безе». «Желтуха» — это журнал приемки работ, куда эти работы записываются, он желтого цвета, в отличие от других журналов, у них другие цвета. Вы понимаете?

Боженка перестала рвать на голове волосы и глубоко вздохнула.

— Понимаю, хотя пока только то, что вы сейчас сказали.

— Не страшно, через неделю вы во всем разберетесь, — напророчила я и взялась за работу.

Внезапно меня повысили в должности, и из отдела «безе» я перешла в отдел окончательных расчетов работы и материалов. Ирек, замечательный, опытный техник, сумел мне объяснить, в чем смысл всех здешних пируэтов, но заранее предупредил, что понятия не имеет о стройках Кристины, которую шеф уволил с работы за то, что она ушла в давно запланированный отпуск, потому как Ирек с Кристиной в дела друг друга не вмешивались.

Одновременно мне приходилось передавать дела «безе», потому что Боженка и Здзисек, в свою очередь, ничего не знали о тех людях, которым я подсчитывала заработок. Воцарился ад на земле, все ссорились между собой, скандалы множились, как кролики на воле, к счастью, они так же быстро и гасли, потому что не было времени на долгую ругань.

К слову, Ирек с самого начала жутко мне напакостил. Условия быта у нас были спартанские, но электроплитка в комнате имелась. Я лично притащила на работу чайник, а Ирек взял и в этом чайнике сварил себе грибной суп с перловкой. Когда, собираясь заварить чай, я наткнулась на весело булькающую жидкость, пестрящую белыми крупинками, я пришла в неописуемую ярость, схватила чайник и вылила его содержимое в сортир.

— Пани изволит выливать мою собственность! — ревел у сортира Ирек, которого приманили вопли свидетелей моего поступка.

— А пан изволил не заметить, что это чайник! — верещала в ответ я. — Емкость для кипячения воды для чая!

Мы ужасно разочаровали привлеченных нашими воплями коллег, потому что не стали молотить друг друга этим чайником по голове, ограничившись крайне изысканными словесными поношениями.

В то же самое время, может, чуть позже, в журнале «Политика» появилась статья Анджея Врублевского под названием «Почему издержки строительства растут в процессе реализации?». Статью я прочитала, меня на месте хватил кондратий, я ответила на нее в письменной форме, после чего помчалась со своим текстом лично к пану Раковскому, редактору.

Пан Раковский прочитал статью при мне, похвалил, возможно, даже искренне, потому что писала я со всей страстью и какие-то достоинства в моей писанине были. После чего сказал:

— Но вы же сами понимаете, что я такое напечатать не могу?

Может, я и понимала, но согласиться с этим никак не могла. Если вопрос задан, логично ждать на него ответа, а я — вот она, как раз могу этот ответ дать. В своем опусе я осветила всё, начиная от треклятой тарифной сетки.