Жизнь Николая Клюева

Трудно сказать, кого имел в виду Городецкий, говоря в 1929 году о «начетчиках» и «учениках». Скорее всего, к первым он причислял писателя А.М. Ремизова, собирателя и знатока фольклора и древностей. Творчество Ремизова в значительной своей части представляет собой либо фольклорные стилизации, либо переработки фольклорных текстов, а также памятников житийной и апокрифической литературы. Тяготение к старине и «народности» отличает уже ранние сборники Ремизова – «Посолонь» (1907), «Лимонарь» (1907) и др. Появление этих книг приветствовал В. Иванов. «Много стихийности в творчестве Ремизова», – с удовлетворением отмечал Андрей Белый, рецензируя «Посолонь». Наряду с народными сказками, легендами и песнями, Ремизов обильно использовал в своих сочинениях духовные стихи, народные обряды, описания различных древнерусских действ и представлений («Бесовское действо», 1906; «Царь Максимилиан», 1920). «Учеником» же Городецкий мог с известной натяжкой назвать самого себя (хотя он начал свой путь в литературе немногим позже Ремизова). Его первый стихотворный сборник «Ярь» (1906) принадлежал, бесспорно, к числу наиболее удачных опытов в области художественного фольклоризма начала века. «Увлекаясь фольклором еще в университете, я жадно впитывал язык, синтаксис и мелодии народных песен, – вспоминал Городецкий. – Отсюда и родилась моя первая книга «Ярь», с ее реминисценциями язычества и безудержной радостью влюбленности в жизнь, в природу, в девушку». Та же погруженность в мир «варварства» и «первозданный хаос» отличает и следующий сборник Городецкого – «Перун» (1907).

Теоретическую опору для своих художественных опытов молодой Городецкий находил преимущественно в статьях Вячеслава Иванова, призывавшего современных художников-символистов приблизиться к «мифотворяшей» народной душе. «Мифу принадлежит господство над миром», – провозглашал В. Иванов. Совершенно в духе ивановских идей о «соборности» звучали строки посвященного ему стихотворения «Исход», завершавшего «Ярь»: «В хороводы, в хороводы О соборуйтесь, народы...». Успех «Яри» обеспечил Городецкому устойчивую репутацию «молодого фавна, прибежавшего из глубины скифских лесов», – так писал о нем Максимилиан Волошин.

Впоследствии, подчеркивая огромное влияние Иванова на современную ему поэзию, Городецкий пытался вывести из его «школы» не только собственное творчество тех лет, но и все новокрестьянское движение в целом. «Работа пишущего эти строки, – утверждал Городецкий в статье «Поэты из деревни» (1917), – началом своим примыкает именно к поэзии Вячеслава Иванова, и, таким образом, мои друзья из деревни, с Севера, с Волги, с Рязани, Клюев, Есенин, Ширяевец, Клычков, Верхоустинский,* [Б.А. Верхоустинский (1888-1919) – поэт, близкий к Городецкому; в 1915-1916 гг. был связан с новокрестьянскими поэтами (Клюев, Есенин)] которые пожали посеянное Вячеславом Ивановым, являются литературными внуками этого великого русского поэта». Городецкий несколько преувеличивает, но его формулировка о «литературных внуках» все же приемлема: между теориями В.И. Иванова и идейно-эстетической программой названных поэтов действительно прослеживается опосредованная связь – через самого Городецкого. Выходец из петербургской интеллигентной семьи, Городецкий вряд ли может восприниматься как носитель «варварской души» (в это, конечно, он и сам не верил). Но, захваченный в те годы общим поветрием, он живо и искренне тянулся к «древности», «народу», «стихии» и своими стихотворными стилизациями, бесспорно, проложил дорогу аналогичным попыткам Клюева и других поэтов. Городецкий оказался соединительным звеном между маститым теоретиком русского символизма, ясно обозначившим для современников пути к «мифу» и «тайникам народной души», и поэтами новокрестьянской группы, которые в дальнейшем – вольно или невольно – двигались в указанном направлении. В той же статье Городецкий вспоминает, как юный Есенин, «мальчик с узелком стихов», явившись к нему в Петербурге, сказал, что именно из его книг «он узнал, что «можно» так писать по-народному». Кроме того, в отличие от Иванова, Городецкий был дружен с этими поэтами, считал своим долгом их всячески поддерживать и сыграл, несомненно, плодотворную роль в литературной судьбе Клюева, Клычкова, Есенина, Ширяевца.

Почти целиком была посвящена Клюеву другая статья Городецкого – «Незакатное пламя», опубликованная в начале 1912 года. (Название – заключительные слова из стихотворения Клюева «Верить ли песням твоим...») Набросанный в ней портрет Клюева не оставляет сомнений в том, что автор хорошо знал и не раз видел живописно изображенного им поэта-крестьянина, слышал его рассказы о себе и своей жизни в Олонии. Именно в этой статье Городецкого обретает явственные очертания тот миф о Клюеве, который впоследствии получит широкое распространение.