А боль… Это тоже часть мира и часть меня. Ни к чему убегать от эмоций, нужно их просто принять. Ведь эмоции — это не я, иначе бы я не сумел их увидеть. Пусть они текут сквозь меня!
Я «включил» все чувства обратно.
Смешно! Я считал, что у меня не будет на это причин, а вышло наоборот.
Я вновь ощущал страх, ненависть и любовь. Видел разорванных в клочья Людей, Басира, Азима. Но, больше не было неприятия. Все они были теперь не враги.
Я понял: реальность — это не только объекты снаружи, есть ещё мысли и чувства. И раз ты разрушил физическую оболочку, будь добр — освободи место в душе, ведь мертвецы должны где-то жить.
Было ещё кое-что.
Я осознал в те минуты, когда смотрел на мир без эмоций, что я не особенный. Я такой же, как все. Такой, как любой из Людей. А любой из Людей — такой же, как голокожий.
Если бы я победил, если бы стал Верховным Властителем — ничего бы не изменилось. Я только начал свой путь, а за мной уже трупы. Если ради любви и свободы я готов убивать, разве я не скажу, дорвавшись до власти: «Пусть люди приходят в Храм и внимают вранью! Пусть мясорубки работают, это нужно для общего блага! Без них наш прекрасный Город умрёт!»
Властитель живёт внутри каждого, а высокая цель оправдает любые поступки.
Мир — это змей пожирающий свой хвост. Причина создаёт следствие, которое порождает причину. Из круга зла не вырваться никому.
Я убрал руку с плеча — кровь уже остановилась. На ладони остался пушистый клочок — я начинал взрослеть.
Глава 16. «Охота» Эарн, Олень. Середина мая
Что я такое?
Вот он, главный вопрос.
Я — сознание. Но что такое «сознание»? Всего лишь надстройка над тысячей независимо существующих, воспринимающих, думающих и обменивающихся мыслями тел.
Я всегда ощущал себя расщеплённым на «я-маленькое» и «Я-большое». Я ничтожный Эарн — служитель в одном из тысячи Храмов, но в то же самое время — всемогущий Олень, состоящий из тысячи тел. Я ощущаю их боль, их страх, их отчаяние — радостей в жизни Архонта нет.
В одной из бесчисленных книг, стоящих на полках в чертогах сознания, начертано, что есть ещё высшее «Я» — сознание целой Вселенной. Пока оно спит, мы видим сны — сны про Эарна, Властителей, Юку и Дина. Имя этого спящего: «Aeon».
Я не чувствую связь с этим высшим сознанием, как Люди не чувствуют связи друг с другом. Беседуя с паствой, я тщетно пытался понять, как ощущает себя Человек, у которого тело только одно…
Когда-то, я тоже был Человеком, которого звали Фиест. Он сбросился с крыши, но этого я не запомнил — матрицу с его личности сняли значительно раньше.
Почему для создания Оленя был выбран именно самоубийца? Не лучше ли было найти кого-то получше?
Кто знает… Возможно, он был не совсем Человек.
Впрочем, я больше уже не Фиест. Изменилось восприятие себя, канули в Лету воспоминания.
А уж геном… Сколько было мутаций? Не счесть!
Жёсткий панцирь, десятки голов, сотни глаз и ушей, руки с кривыми и длинными пальцами…
Что я теперь такое?
Я — это боль, бесконечная боль. Я — ужас, страдания, отчаяние…
Не вырваться! Даже себя не убить, по примеру Фиеста.
Я леплю других, но не себя. Как заглянуть вовнутрь, увидеть и поменять навязанные Властителями программы? Как получить свободу?
У Дина есть то, что нужно мне — способность заглядывать в души, способность менять Людей. У меня же есть то, что нужно ему и девчонке — возможность сопроводить их от Храма до Храма за Город.
Честная сделка — свобода в обмен на свободу.
Впрочем, честно я никогда не играл…
Глава 17. «Вспышка» Антон, Властитель. Четвёртое июля
Я заложил вираж, поворачивая на юг.
Под крылом проплывал Город — бесконечная череда зажигающихся огней. Конечно, его бесконечность обманчива. Через пятнадцать минут мы будем над океаном.
Город… Век бы его не видеть! К несчастью, перелёт до соседней планеты занимает лишь пару часов.
Город… Серые здания, мрачные улицы и уродливые обитатели.
А я? Чем, интересно, я лучше их? Что я вообще такое?
Ясно, что я — человек. Но что это значит? Чем я отличаюсь от обитателей Города? Способностью созидать, готовностью к самопожертвованию? Но у меня ничего из этого нет!
Надо признать, что мутанты, созданные лишь для убийства и пожирания врагов, не уродливее современных людей. От мыслей о том, что скоро придётся вернуться в Башню, к коллегам, подкатывала тошнота. Я отвернулся от иллюминатора и бросил взгляд на пустой ложемент второго пилота.
— Чего вертишься? Ты, озабоченный дурачок! Для кого я стараюсь? — на меня таращились карие озорные глаза.
— Ты даже не расстегнула ширинку!
— В этих вопросах нужна постепенность.
— Я ведь мужчина, прелюдии нам ни к чему.
— Вот же болван! — она попыталась сбежать.
Я сжал её плечи ногами.
— Куда собралась? Пари есть пари! Проспорила — так отрабатывай! Хочешь прослыть треплом?
Юлька надулась, насупила брови. Мне в бёдра впились острые женские ногти.
— Юленька, слушай! Никто ведь тебя за язык не тянул. Нечего было ставить на Волка!
— Черви противные! Бе-е! — она показала язык. — А у Волков вожаки — девчонки! Это так круто!