Я же направился в другую сторону. Говорить отцу об утреннем происшествии как-то не хотелось. Точнее, не хотелось говорить об этом Шаболдину, но скажи я отцу, он же губному приставу обязательно передаст. Почему хотелось держать Шаболдина в неведении? Ну как же, он до сих пор в доме засланца не найдет, поэтому на радостях может увлечься новой заботой и ослабить усилия на домашнем фронте. А мне вполне себе реальный стрелок-отравитель в доме представлялся намного более опасным, чем хрен знает кто и что, существующее только в моих ощущениях. Так что разобраться с новой напастью я решил сам.
С учетом того, что живу я на третьем этаже, единственное место, откуда кто-то мог видеть меня стоящим у окна — пятиэтажный дом через проулок и овражек от нашего заднего двора. Доходный дом купца Алифантьева, где первый этаж занимали всяческие лавки и магазины, второй и третий снимали, соответственно, купец Данилов и заводчик Кох, а оба верхних этажа делились на многочисленные меблированные комнаты, сдававшиеся по сходной цене небогатой, но сравнительно приличной публике. Что по причине именно такой заселенности дома, что из-за его высоты и рельефа местности, видеть меня можно было как раз либо с четвертого, либо с пятого этажа.
Но путь мой лежал не к дому Алифантьева. Полчаса ходьбы в хорошем темпе, и я оказался на улице, застроенной доходными домами совсем другого пошиба, нежели тот, откуда утром за мной наблюдали. Здесь жилье сдавалось за копейки и народ жил соответствующий. Еще минут десять ушло на поиски нужного мне дома и подъем по обшарпанной лестнице, совсем чуть-чуть на блуждания по второму этажу и я нашел дверь с двадцать первым нумером.
На стук мне открыли быстро. Сначала меня обдало специфическим ароматом большой стирки и лишь чуть позже я заметил мальчонку лет пяти, все с теми же узнаваемыми чертами лица.
— А ты к кому пришел, господин хороший? — удивленно спросил он.
— Ваня Лапин мне нужен, — ответил я.
С Ванькой мы говорили на улице. Приглашать меня домой он не стал, да я и не напрашивался, все ж понятно, не хочет малый бедность семьи показывать. Зачем вообще мне Ванька понадобился? Я, конечно, не Шерлок Холмс, но если сей гений сыска не стеснялся привлекать мальчишек к слежке за интересующими его людьми, то чем я хуже? В данном случае уж точно ничем. Вот я и озадачил Ваню необходимостью подобрать себе помощников и проследить за теми, кто будет перемещаться между нашим домом и домом Алифантьева, и о каждом таком случае докладывать мне.
— Ты, Ваня, подбери таких мальчишек, чтобы одеты были пусть и бедно, но чисто и опрятно, — наставлял я парня. — Дом там богатый и босых оборванцев тамошний дворник метлой погонит. Мне будешь докладывать сам, другого никого к нам в дом не пустят. Командовать ими тоже сам будешь, расплачиваться я буду с тобой, сколько ты им отдашь — вообще не моя забота. Возьмешься?
Лапин задумался.
— А ночью-то следить или днем только? — спросил он.
Хм, вопрос вполне резонный. И дом, и калитку заднего двора у нас запирают в десять вечера после проезда по проулку мусорщика и отпирают в четыре утра перед приходом молочника. Стало быть, ночью вести наблюдение смысла нет — из дома никто не выйдет, в дом никто не войдет, а любые исключения немедленно станут поводом для интереса людей Шаболдина. Днем и вечером, надо полагать, тоже никто светиться не станет — народу что по дому, что по улице, передвигается больше, так что больше и риск привлечь к себе внимание. А значит…
— Утром только. С четырех до восьми часов.
— А сколько дней? — деловито поинтересовался Ваня.
— Пока седмицу, а там видно будет, — ответил я. — Рубля хватит?
Ваня насупил брови и принялся, пожевывая губами, что-то про себя подсчитывать.
— На седмицу-то? — уточнил он. Я подтвердил.
— Накинешь копеек двадцать? — спросил Ванька.
— Идет, — согласился я и мы ударили по рукам.
…Монахов было двое. Оба довольно молодые, лет тридцати, подтянутые, ладные, и чем-то похожие друг на друга, разве что у одного русые волосы и борода были посветлее, а у второго потемнее. Меня они оглядели одинаково внимательными и цепкими взглядами, как будто оценивая, чего от этого мальчишки ждать. Честно говоря, было немного не по себе. Встреть я таких в обычной одежде на улице, убегать бы, конечно, не стал, но когда бы они прошли мимо, вздохнул с облегчением, это точно.
— Иеромонах [1] Роман, — представился один.
— Иеромонах Симеон, — назвал себя второй.
Отец Маркел и доктор Штейнгафт тоже были на месте. Ну кто бы сомневался! Начали мы с коротенького, минут на пятнадцать, молебна, затем иеромонах Роман взял меня на правую руку, а иеромонах Симеон положил ладонь мне на голову. Через минуту они меня отпустили, коротко переглянулись, и Симеон попросил начать испытание.