Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Горький, конечно, знал всех революционеров большевистской партии, не раз беседовал и спорил с ними, и, как даровитый писатель, обладающий тонким чутьем распознавать человеческую натуру, действительно мог безошибочно определить, кто из головки большевиков обладает недюжинными способностями. В этом определении значения личности в мировых явлениях, А. М. шел в разрез с автором «Войны и Мира» Л. Н. Толстым. Как тогда, так и теперь, когда я пишу эти строки, мое мнение склоняется в пользу Горького, так как мой жизненный опыт показывает мне, что для того, чтобы руководить хотя бы несколькими десятками людей, в каком угодно деле, необходимо обладать особыми качествами натуры и своим авторитетом так влиять на окружающих людей, чтобы они безпрекословно выполняли отданные им приказания. С Jl. Н. Толстым можно согласиться только в одном, что в массах, которыми вождь руководит, обязательно должны иметься потенциальные силы, достигшие известного напряжения, как результат целого ряда исторических переживаний; но проявиться вовне эти скрытые силы могут лишь в том случае, если появится личность, обладающая указанными выше свойствами и понимающая ту обстановку, при которой ей придется действовать. Такой вождь, если он обнаружит талант управления массами и одержит победу в борьбе с противниками, приобретает громадный авторитет и психически настолько завладевает умами доверившихся ему людей, что в дальнейшем они готовы без рассуждения идти на какие угодно жертвы в угоду своему повелителю. Разве французы хотели в 1812 году идти в Москву? Разве существовали ли какие-нибудь причины, оправдывавшие такой безрассудный поход в далекую незнакомую Россию? Этого хотел Наполеон, веривший в свою счастливую звезду, — но этого вовсе не хотел французский народ; народ безрассудно шел на жертвы в угоду своему кумиру, — как это случается и в нашей частной жизни, когда в угоду любимому человеку мы совершаем недостойные поступки.

Я привел мнение Горького о значении личности в жизни народов, чтобы показать, как я был поражен впоследствии, когда он стал проповедывать совершенно противоположное в угоду коммунистическим лидерам, которые возвеличивали его значение в литературе и прославляли его, как первого пролетарского писателя земли русской.

Из затеи Горького организовать ученый клуб ничего не вышло, так как советским правительством на это дело не было отпущено валюты, а собирать деньги с приезжающих заграницу писателей и ученых не представлялось возможным.

Во время этого заседания Горький, характеризуя Троцкого, как главную фигуру в русской революции, высказал также свое мнение о нем, как о литераторе; он находил, что Троцкий великолепно владеет пером и что он выдающийся журналист. Между прочим, он заявил, что у Алексея Толстого писательский талант, и что он высоко ценит его произведения.

Будучи в 1923 году в Берлине, я получил приглашение от Горького посетить его в санатории в Сарров (около 70 километров от Берлина), и в сопровождении одной его близкой знакомой русской дамы в одно из воскресений совершил это паломничество. Дорога туда в поезде заняла более двух часов, и я приехал почти прямо к раннему обеду. Горький занимал целый аппартамент, так как с ним жил его сын с женой. К обеду собрались, кроме семьи, еще некоторые визитеры, но обед прошел больше в молчании. Горький чувствовал себя здесь лучше, но еще не совсем оправился после приступа болезни легких, который у него был в Берлине. Доктора ему совершенно запретили пить водку и вино, но за обедом, несмотря на протесты сына, он все-таки выпил рюмку водки, прибавив, что доктора часто не понимают психического состояния пациента. После обеда Горький пошел отдыхать к себе в комнату, которая помещалась во втором этаже, а я с компанией отправился гулять и осмотреть окрестности санатории. Мне очень понравилось месторасположение санатории, там было озеро, много соснового леса, а воздух отличался чистотой и приятным запахом хвойных деревьев.

После моего возвращения с прогулки я отправился в комнату Горького и имел с ним довольно продолжительный разговор. К сожалению^, я не могу сейчас вспомнить, какие вопросы были нами затронуты, но одно осталось у меня в памяти: А. М., говоря о событиях, совершающих в то время в Советской России, указал, что там, к сожалению, нет больших людей,