Летом 1923 года узнали, что германское правительство прислало в СССР особую комиссию из экспертов по военному снаряжению', офицеров Генерального Штаба и представителей финансового ведомства для ознакомления с нашими военными заводами и для выработки условий, на которых можно начать совместную работу по изготовлению оружия и удушающих веществ. Для переговоров с ними в СССР была создана тоже особая комиссия, которую возглавлял Розенгольц, в это время назначенный начальником всех воздушных сил. В авиации этот товарищ понимал столько же, сколько каждый из нас знает о причине полета птиц. Этот человек, который впоследствии был Наркомом Внешней Торговли, представлял из себя очень надменный тип человека, много о себе мнящего, но, по моему, мало пригодного к какой-либо административной деятельности.
О приезде немецкой делегации я узнал потому, что в один прекрасный день был вызван в Главный Комитет по Концессиям (Большая Дмитровка) на какое-то заседание. Там были собраны все немецкие делегаты, а мы, работники по военному снаряжению, были приглашены для ознакомления их с нашими работами. Председательствовал, насколько я помню, Биткер, довольно хорошо владевший немецким языком. На этом заседании выяснилось, что по удушающим газам немцами был выдвинут доктор Штольценберг, работавший во время войны в химическом комитете, который возглавлял Haber. Др. Штольценберг имел небольшой завод в Гамбурге, изготовлявший фосген и хлористый алюминий, и, как он говорил, знал производство иприта. Во время войны, при производстве опытов, он потерял один глаз. По внешнему виду это был очень энергичный и ловкий человек, не внушавший особого доверия, и мне как-то не верилось тому, что он говорит; первое впечатление вообще говорило не в его пользу.
Вскоре после этого заседания ко мне на квартиру зашел П. А. Богданов переговорить относительно предполагаемого моего участия в смешанной комиссии, образованной при Военно-Революционном Совете по производству удушающих газов. Он был явно поражен, когда увидал мою комнату; его поразили ее малые размеры.
— Вы удивлены видеть мою келью? — спросил я.
— Да, — ответил он, — действительно Вы живете, точно в келье.
Он сообщил мне некоторые детали о будущей работе этой комиссии и сказал, что Д. С. Гальперин будет также введен в ее состав.
Случилось, что как раз в это время я должен был поехать в Петроград, чтобы перевезти мои вещи в новую квартиру Академии Наук. В самый день перевозки пришла срочная телеграмма от Биткера с просьбой немедленно приехать в Москву. Бросив неразобранными все вещи, я в тот-же день вечером выехал в Москву и утром по приезде узнал, что должен в самом ближайшем времени в составе особой комиссии ехать на Самарский завод (ст. Иващенково, около 40 верст от гор. Самары) для обследования и оценки этого завода, который был построен во время войны 1914 года, но не был пущен в ход и находился на положении консервации. Этот завод должен был готовить хлор и впоследствии фосген; его строила фирма Ушков и Ко., главным директором-распорядителем которой был С. Д. Шейн. Эта фирма, как и все другие, получила от казны в виде аванса 66% стоимости завода и должна была к обусловленному сроку построить и пустить в ход производство хлора. Условия договора с этой фирмой были выработаны и утверждены комиссией И. А. Крылова еще до слияния ее с моей комиссией взрывчатых веществ.
Теперь в эту оценочную комиссию в помощь мне вошли инженер Райнов и химик Ададуров; комиссию возглавлял Косяков, член Коллегии Военно-Технического Управления, а при кем состоял один агент типа «гепеушника», — несомненно, назначенный для порядка из ГПУ. С нами же ехали и два немца: доктор Штольценберг и его помощник, немецкий инженер, который должен был остаться в России в случае, если ему будет дан заказ на постройку завода. Кроме того, я просил, чтобы была назначена еще стенографистка, хорошо знающая немецкий язык; для этой цели была назначена Мария Францевна Белоусова, служащая в канцелярии правителя дел Президиума ВСНХ, впоследствии ставшая женой С. П. Середы. В виду далекого путешествия и невозможности найти подходящее помещение на маленькой станции Иващенково, я выпросил отдельный вагон, вследствие чего мы могли использовать все время путешествия для деловых разговоров и для частных заседаний.