В непродолжительном времени, после октябрьского революции ко мне в Химический Комитет явился один английский гражданин, фамилию которого я затрудняюсь вспомнить (Ролль?), но которую всегда можно найти, так как он был владельцем известного нефтеперегонного завода в Петрограде, изготовляющего смазочные масла. Я сначала совершенно не мог понять цель его посещения, — в особенности потому, что он плохо говорил по-русски. Но вскоре я понял, что он пришел ко мне по секретному делу, —по поручению английского генерального консула и военного английского атташе. Английское правительство, ознакомленное через английскую миссию, которая была прикомандирована к моему Химическому Комитету в течение всей войны, с моей деятельностью по созданию военной химической промышленности в России, желало пригласить меня в качестве консультанта по разным химическим вопросам и также для того, чтобы я мог доставлять сведения относительно источников химического сырья в России и производительности мирных химических заводов, и т. п. Выслушав это предложение, я его немедленно отверг, мотивируя свой отказ тем, что Россия в недалеком будущем выйдет из состояния войны и, быть может, будет находиться в неприязненных отношениях с Англией; с другой стороны, я старался об’яснить ему, что мы имеем теперь новое социалистическое правительство, которое своим взглядом на вещи резко отличается от прежнего царского правительства. То, что считалось при царском режиме в порядке вещей, то в социалистическом государстве будет рассматриваться, как государственная измена. Я привел ему пример с нашим профессором Артиллерийской Академии ген. Бринком, морским артиллеристом, который был у нас профессором внутренней баллистики. Он занимался проектированием орудий большого калибра для морской артиллерии. Английская фирма Виккерс (если мне не изменяет память) незадолго до войны предложила ему контракт на 5 лет по 60.000 рублей в год для того, чтобы он был у них главным консультантом. Ген. Бринку надлежало, в случае принятия им контракта, выйти в отставку и сделаться частным гражданином. Он так и сделал, и царское правительство не чинило ему никаких препятствий и, может быть, даже имело в виду пользу от такой работы, так как после 5 лет ген. Бринк, ознакомившись с деятельностью такой мировой фирмы, мог бы приобретенный им опыт приложить и для нашего орудийного производства. Ген. Бринк мог бы совсем уехать в Англию, и русское правительство не стало бы чинить ему каких-либо неприятностей или считать это за измену; каждому гражданину царской России предоставлялась возможность выбирать себе работу по своему желанию и ее выполнять там, где он найдет это наиболее для себя удачным. Царское правительство было убеждено, что уход некоторых деятелей заграницу не представляет большой опасности, так как всегда находилось много способных иностранцев, готовых идти на работу в Россию, ввиду благоприятных условий жизни в нашем отечестве.
Я дал понять пришедшему ко мне директору, что он предлагает мне очень опасную работу и, возможно, что большевистская власть будет считать меня изменником и мне придется понести высшую меру наказания. Он предложил мне подумать, об’яснив мне, что они не требуют от меня выдачи каких-нибудь военных или секретных тайн, и что это предложение в порядке вещей, и такие сведения будут собираться во всех странах; он обещал мне, что в непродолжительном времени, он посетит меня вместе с председателем английской миссии. Во время этого второго визита (вместе с офицером английской миссии) мне было указано, что за мою работу я буду получать 2.000 фунтов стерлингов в год, кроме расходов на раз’езды, печатание материалов, и т. п. В заключение нашего разговора они предложили мне познакомиться с генералом Пул и консулом Локкартом. Никакого ответа на сделанное предложение я не дал. В течении января и февраля 1918 года я познакомился с указанными выше английскими представителями, но после разговоров с ними я окончательно убедился, что вся эта работа мне совсем не подходит и, кроме того, связана с большим риском; я должен был бы во всяком случае просить у большевиков разрешения взять эту работу, — иначе, я мог бы подвергнуться большой опасности, если бы все это раскрылось.
Впоследствии я не раз вспоминал об этом предложении, и мне пришлось пережить неприятные минуты, когда большевики разгромили через несколько месяцев английское посольство в Петрограде и арестовали консула Локкарта. Я опасался, что при обыске могли найти переписку с Лондоном относительно привлечения меня к указанному делу, и что при недоброжелательном отношении новой власти к царским генералам, легко могло случиться, что не поверили бы моим об’яснениям, а сочли бы мое поведение за государственную' измену.