По приезде в Москву я старался выяснить у Юлина, за что арестован Кравец, но это было совершенно бесполезно.
«ГПУ знает, в чем тот или другой гражданин провинился, — сказал мне Юлин, — а я ничего не знаю и не имею права ходатайствовать за него».
Я был вполне уверен, что В. П. Кравец был арестован совершенно без всякой вины, и если бы Юлин не хотел этого ареста и заявил, что Кравец ему был крайне нужен, в особенности для составления пятилетнего плана, то, конечно, ГПУ его не арестовало бы. Его арест, по моему крайнему разумению, был нужен также и для самого Юлина: чтобы свалить на кого-нибудь вину за неудачу составления пятилетнего плана и проведения его в жизнь.
Я вспоминаю один мой разговор с В. П. Кравецом относительно признания своей виновности некоторыми арестованными инженерами при допросе их следователем в ГПУ, когда мы были убеждены в полной их корректности по отношению к советской власти и в ревностном отношении к делу. В. П. в конце нашей беседы сказал мне:
«Владимир Николаевич, Вы знаете, что я ни в чем не виноват, и если до Вас дойдут слухи или Вы прочтете в газетах, что во время моего допроса в ГПУ я сознался в своей вредительской деятельности, то не верьте этому! Тоже самое я сказал и своей жене»...
Я больше уже не видал В. П.; когда я был заграницей, то услыхал, что его без суда назначили на принудительные работы на Ольгинском химическом заводе; впоследствии, кажется, он был освобожден. Возможно, что ради спасения своей жены и двух детей В. П. и возводил на себя напраслину.
В Москве меня просили сделать доклад о моих впечатлениях о поездке в Японию и о Конгрессе инженеров в Токио. Этот митинг происходил в большом зале Военного Клуба, помещающегося в бывшем здании Екатерининского Женского
Института. Мой доклад был выслушан с большим вниманием и, насколько помню, впоследствии был опубликован.
В Москве я был привлечен сделать доклад на тему: «Влияет ли политика на развитие науки?». Этот митинг был организован в большой зале Московской Консерватории, и председателем его являлся Г. М. Кржижановский, председатель Госплана. Кроме меня были приглашены следующие лица: А. Луначарский, С. Д. Шейн, М. Я. Лапиров-Скобло, П. Осадчий, Абрикосов, Кончаловский (последние два доктора медицины). Поставленный вопрос представлял большой общественный интерес в советской обстановке, и потому громадный зал консерватории был переполнен (собралось не менее 2000 человек). Мне не очень было приятно выступать по этому вопросу, так как я не был в состоянии говорить об этом предмете только в угоду большевикам. В своей речи я все таки привел некоторые данные, которые смягчали мои оппозиционные взгляды. Я решил написать мою речь заблаговременно и хорошенько ее прокорректировать. Когда мы, ораторы, собрались перед митингом, то Луначарский, здороваясь с нами, весело заметил:
«Сегодня наша аудитория услышит только симфонию, так как наперед вижу, какие речи произнесут наши докладчики».