Жизнь охотника за ископаемыми

Но вернемся к пермским отложениям Тексаса. Я приведу некоторые записи из дневника, так как это лучше всего пожалуй, даст читателю представление о нашей тогдашней жизни. Одиннадцатого июля я был в Сеймуре. Я записал: «Сильный смерч, несущий пыль, обрушился на город, и в тот же вечер пошел дождь. Для меня это поистине великая удача, потому что он освежит немного воздух и наполнит водой верховья Вичиты, так что я смогу проехать в места, куда нельзя было прежде проникнуть. Моя повозка, привезенная из Канзаса — на узком ходу, а все дороги в Тексасе проложены повозками на широком ходу. Из-за этого мои упряжные везут одну сторону повозки по колее, а другую без колеи. Вследствие этого работа для лошадей гораздо тяжелей и в связи с ужасающей жарой изнуряет их. Я заказал поэтому новый ход к моей повозке; работа кропотливая и долгая. Джесс С. Вильямсон сказал мне, что я могу занять постройку, которая принадлежит ему и Виллю Миния. Это — маленькая хижинка в полутора километрах от залежи ископаемых близ Ивовых ключей. Там есть водоем для водопоя; от этой хижины только километр до школьной усадьбы, где вырыт колодец; нескольких ведер воды, которая по каплям набирается там в продолжение дня, достаточно для потребностей лагеря». Хижина эта оказалась для нас большим удобством, особенно потому, что владельцы запасли там сорго и разрешили мне взять его; это избавило меня от хлопот с подвозом сена.

Одна из осей у меня сломалась и пришлось послать в Лауренс сменить ее; я мог получить свою повозку из мастерской не раньше шестнадцати дней. Тогда я поехал на старую свою стоянку у Серой речки (Грей-крик), на пастбище м-ра Креддока. Там был как раз центр местности, где я собрал для профессора Копа богатую жатву.

Семнадцатого июля записная книжка моя устанавливает, что я провел весь день на работе и нашел обломки скелетов и черепов, разбитые на куски и перемешанные. Я не мог определить направление, откуда эти образцы произошли. Все они были свалены в одну кучу месте с конкрециями в длинной узкой промоине, а над ними было ровное размытое пространство, покрытое конкрециями. Единственное объяснение, какое я могу дать тому обстоятельству, что образцы изломаны и перемешаны, это то, что костеносный слой залегал выше ровного пространства, и при разрушении вода уносила его обломки в узкую промоину, пока первоначальный пласт не был уничтожен без малейшего остатка, указывающего его местоположение.

Я в свое время послал из этой местности большую коллекцию профессору Копу; он очень заинтересовался, но был в то же время чрезвычайно озадачен тем обстоятельством, что при наличии там большого числа разбитых черепов невозможно было собрать из обломков ни одного полного черепа, хотя все кости казались свеже сломанными. Я снова испытывал такое же затруднение. Возможно, что куски тех черепов, которые находятся в Американском музее в собрании Копа, попали в число отосланных в Мюнхен, и наоборот.

Девятнадцатого июля я нашел близ места, где за день или два перед тем я взял много обломков, почти неповрежденный череп нового вида, а двадцатого — еще один отличный череп. То был череп большой амфибии — большеголового эриопса (Eryops megacephalus, по определению Копа). В верхней челюсти было шесть пар широких зубов, а в нижней — ряд зубов разной величины. Кончики некоторых из них обломились и затерялись. Череп был больше пятидесяти сантиметров в длину. Все кости с наружной стороны красиво изваяны, словно покрыты насечкой. Несколько лет назад я нашел почти полный скелет того же существа; он лежал под прямым углом, к Чизгольмской дороге. Он сохранился в плотных конкрециях; вода вымыла его из склона холма. Ноги бесчисленных стад скота, которые проходили как раз там на пути в Канзас и на север, сорвали с костей их прочную кремневую оболочку.

Как выродилось племя амфибий с тех пор, как жили эти мощные существа! Они обладали одновременно легкими и жабрами; поэтому они господствовали на суше и в воде, плодясь и множась в тропической атмосфере, и наполняли топи и водоемы той местности. Теперь же мы вытаскиваем, случается, из колодца или источника слабенькое созданье, прозванное грязевой собачкой; трудно даже представить себе, что предки его двенадцать миллионов лет назад были сильны, могучи и владычествовали над всеми живыми существами.

Но вернемся на пастбища м-ра Креддока. В записи от двадцатого июля читаем: «Я страдаю от жары, язык сохнет и болит. Но все же я нашел великолепный материал. Если я не выдержу этой ужасающей жары и умру, мои находки много сделают для обогащения Мюнхенского музея».

Двадцать первого июля я продолжал: «Сегодня страшно жарко, и работа причиняет мне величайшие страдания. Нашел маленький череп».