Жизнь охотника за ископаемыми

Чрезвычайно красив был, надо сказать, вид, когда показались перед нами верховья Большой Вичиты. Насколько мог охватить глаз, тянулись овраги и бедленд с закругленными холмами, глубокими каньонами, утесами и промоинами. Преобладали отложения красно-коричневой окраски, но пласты белого гипса и зеленоватого песчаника нарушали монотонность. Местами жилы гипса заполняли трещины в породе, образуя перемычки в несколько сантиметров толщины.

Между холмами росли кустики травы: приятное зрелище для наших лошадей, так как мы проехали местность, лишенную растительности. Мы разбили лагерь близ промоины, которая прорезала отложения, покрывавшие всю речную пойму.

На следующий день, когда лагерь был уже разбит, я услышал, что Джордж Хаман зовет меня. Я перешел по мосту и увидел, что он делает знаки следовать за ним. Он набрал себе на ходу полные карманы камней; когда мы дошли до конца промоины немного пониже переправы, он начал бросать камнями во что-то. Я подбежал к нему и услышал шипение змей, но ни одной не мог разглядеть пока, опершись на его плечо и приподнявшись на цыпочках, но увидел по другую сторону промоины довольно просторную пещеру. Сотни крупных гремучих змей лежали там поодиночке или спутавшись в клубки, похожие на голову Горгоны^[44] с торчащими по всем направлениям пастями; они выползли из расщелин в камне, чтобы погреться на солнце в этом укромном уголке. Камни, которые бросал в них Хаман, раздразнили их до бешенства; они шипели все хором, бросались из стороны в сторону, кусали одна другую. Внезапно что-то зашумело в высокой траве у самых наших ног. Мы взглянули вниз и увидели большую змею. С быстротой молнии Хаман отскочил назад, свалил меня с ног и перекувырнулся сам. Я лежал, обессилев от смеха, а он перевернулся еще раза два и, вскочив на ноги, пустился бежать в лагерь. Я не мог встать, я задыхался от судорожного смеха, а змея продолжала шуметь своими гремушками и выбрасывать раздвоенный язык; она то высовывала вперед голову, то втягивала ее в свивающееся кольцами тело. Когда Джордж увидел мое положение, он оказался достаточно храбр, чтобы вернуться и оттащить меня в безопасное место.

В долине водились тысячами дикие индюки; великолепное бывало зрелище, когда они по вечерам спускались с холмов большими стаями, чтобы рассесться внизу на деревьях. На нижнем лугу водилось немало антилоп; каждый день мы видели вблизи диких кошек и луговых волков — койотов. Я помню, как однажды, пересекая низкий ровный луг, заросший кустарником, я увидел следы койота, бежавшего по прямой линии, уставясь носом в землю, словно пойнтер, преследующий перепелку. Мое любопытство было сильно возбуждено, когда я поймал взгляд короткохвостой кошки, канадской рыси, которая ползла по земле в том же направлений. Я знал, что оба они выслеживают добычу, которую оба почуяли, не подозревая один о другом. Я подумал, что это может оказаться теленок, и крикнул. Крик спугнул кошку, и она бросилась от следа в сторону. Койот же продолжал путь и не остановился, пока тексасская корова подбежала к месту, куда он направлялся, и опустив рогатую голову, готовилась отразить нападение. Тем временем теленок выскочил и непринужденно принялся сосать ее.

В этой местности, как и среди меловых отложений Канзаса, забота о воде причиняла нам немало хлопот. Вся вода в реке была насыщена раствором соли и других минеральных веществ. И кроме того в красных отложениях не было ни источников, ни колодцев. Порода, залегающая на поверхности, сильно пориста; вода просачивается насквозь до плотных серых пластов, лежащих ниже, и по ним стекает в реку. Эти серые пласты лежат глубоко от поверхности, и насколько мне известно, до них никогда не доходили при рытье колодцев. Таким образом все зависит исключительно от дождевой воды. Она собирается или в искусственных водоемах, вырытых пастухами, или в естественных — в ямках и озерах вдоль речного ложа; но чаще всего — в старицах^[45] речной долины, где красная тонкая грязь плотно утоптана скотом, а в прежние дни утаптывалась, вероятно, буйволами. Такие озерки держат воду годами, хотя часто их очень загрязняет скот, который в жаркие летние дни забирается в воду, чтобы укрыться от оводов.

Для нового в тех местах человека странное зрелище наблюдать, как скатывается с холмов дождевая вода. От мелкой красной глинистой пыли она скоро становится густой, как сливки; каждому, кто помнит светлые источники и прозрачные колодцы восточной части страны или иных гористых местностей, противно даже подумать, что этой водой придется пользоваться для питья, стряпни, и для всех хозяйственных надобностей. В тихие дни, когда ветер не колышет воду, красный ил садится на дно водоемов; надо очень осторожно черпать ее, а не то вода мгновенно мутнеет и густеет от ила, который поднимается со дна.