Жизнь переходит в память. Художник о художниках

Я вспоминаю сейчас один случай, когда я устанавливал памятник Белле Ахмадулиной в Тарусе, в городском саду на высоком берегу Оки. Я, как человек с архитектурным образованием, во-первых, думал о градостроительной задаче, выбирая место для памятника, прокладывая для него дорожки и отводя полукруглую площадку. А во-вторых, решал сложные проблемы примыкания памятника к постаменту, поскольку вся территория сада имела уклон и нужно было так подвести фундамент к будущему памятнику, чтобы не нарушить предусмотренный внешний вид. Я сделал все расчеты и позвонил из кафе «Ока» Игорю Попову, чтобы он взглянул на них критическим взглядом и оценил содеянное. Игорь тут же подъехал на такси и с радостью (подчеркиваю это слово!) включился в вычисления и проверку. «Ока» находится рядом с тем местом, где был запроектирован мною памятник, и можно было работать, сидя за столиком и сверяя зрительный образ монумента с предполагаемым местом. Я с подлинным удовольствием наблюдал, как Игорь работает. Он схватил проблему буквально на лету, понял ее и с невероятной быстротой стал пересчитывать варианты того, что можно сделать. Я любовался его изобретательностью и тем, как он включился в работу. Игорь сделал расчеты, подтвердившие правильность моих предположений, и я только жалею, что не сохранил его набросков, так замечательно нарисованных.

Ирина Александровна Антонова

Штрихи к портрету

Я знал Ирину Александровну Антонову очень давно. Своей долгой жизнью она как бы заслоняла всех нас, грешных, от Вечности и вселяла надежду.

Помню те замечательные выставки, которые она делала, проявляя большую смелость, в послевоенные годы. Эти выставки стали огромным прорывом в сознании людей, народ буквально ломился на них. В 1956 году в ГМИИ им. А. С. Пушкина привезли картины Пикассо. Слышу голос Ильи Григорьевича Эренбурга, что витал над заполонившими главную лестницу посетителями: «Мы ждали этого момента тридцать лет, подождите еще двадцать минут!» Следом первая ретроспективная выставка Александра Григорьевича Тышлера.

Потом я встречался с Ириной Александровной на «Декабрьских вечерах» (почти сорок лет назад) — это было время нашего наибольшего сближения. Тогда она представила меня Святославу Теофиловичу Рихтеру. Мы втроем были в творческом контакте, делая эти первые спектакли и музыкальные вечера. Благодаря инициативе Ирины Александровны в прекрасном помещении Музея изобразительных искусств, в замечательной обстановке Белого зала висели изумительные картины мастеров былых эпох, играл Святослав Теофилович и шли наши спектакли: «Альберт Херринг» и «Поворот винта» Бриттена, «Музыка романтиков».

С Ириной Александровной связаны все важные этапы становления и развития ГМИИ, его превращение из довольно скромного музея в комплекс мирового значения. При Антоновой непрерывно обогащалась коллекция, невероятно расширялась музейная деятельность. Она способствовала этому всеми силами, выступала с лекциями, жила жизнью музея — и он буквально расцветал. Ее заветной и бескорыстной мечтой был отдельный музей Щукина и Морозова, посвященный памяти замечательных людей, собиравших искусство импрессионистов в конце XIX и начале XX веков. Задумка Ирины Александровны не осуществилась, но весь ее характер был виден в этом стремлении к созиданию.

Меня всегда восхищало то, как Ирина Александровна вела переговоры с представителями иностранных музеев: держалась с достоинством, говорила свободно по-итальянски и по-французски. Это вселяло в меня чувство гордости за страну — есть такой человек, который может решать тонкие вопросы искусства, разговаривать на европейских языках и вместе с тем соблюдать интересы нашего государства.

Для меня большим удовольствием было наблюдать, как ведет себя Ирина Александровна в самые трудные моменты споров, я всегда отмечал замечательное чувство достоинства, которое владело ею и заставляло всех окружающих относиться с огромным уважением к ее словам.

Ирина Александровна обладала замечательной внешностью: миниатюрная, с изумительными седыми волосами и тончайшими чертами лица. Когда она одухотворенно говорила об искусстве, образ ее казался еще более возвышенным.

Вся жизнь Антоновой, особенно то время, когда она возглавляла музей, была художественным и человеческим подвигом.

На протяжении сорока лет мною в ГМИИ было оформлено двадцать пять выставок, и я обязан ей таким профессионально наполненным проживанием жизни.

«Декабрьские вечера»

На дворе 1983 год. Ирина Александровна Антонова звонит мне и довольно торжественно спрашивает, не могу ли я прийти в музей на встречу со Святославом Теофиловичем Рихтером по поводу «Декабрьских вечеров»: предложенный художником макет будущего оформления Рихтера не устроил, и нужно помочь исправить эту ситуацию. Речь идет о первом спектакле «Декабрьских вечеров» — мини-опере Бенджамина Бриттена «Альберт Херринг», в итоге поставленной нашими стараниями в Белом зале Музея изобразительных искусств имени Пушкина.