Жизнь Петра Великого

Произошедшее заставило царя отказаться от удовольствия посетить прекраснейший край Европы. Благодаря глубине героического своего ума Петр уразумел, что в гражданских неурядицах нельзя терять времени: Nihil in discordiis civilibus festinatione tutius, ubi facto magis, quam consulto opus est[488][489]. Оставив в Вене г-на Возницына в качестве полномочного представителя[490] в Карловицком конгрессе [Congresso di Carlowitz][491], Петр с остальными своими спутниками[492] пустился в обратный путь в свое отечество: он прибыл туда так скоро[493] и в такой строгой тайне, что в Москве его увидели раньше, чем услышали о его прибытии. Первым делом он наградил солдат, сражавшихся с мятежниками[494]. На следующий день он повелел привести к себе предводителей заговора и, самолично рассмотрев их дела, утвердил уже вынесенный им приговор[495]. Одним отрубили головы, других колесовали[496]; немалое число стрельцов похоронили заживо[497]. Две тысячи стрельцов обезглавили[498], и головы их были выставлены на городских стенах, их дома сровняли с землей, а самое имя стрелецкое навсегда запрещено во всей Российской империи. Те из стрельцов, чья вина была менее значительна[499], были сосланы в Сибирь, в Астрахань и Азов с женами и детьми. Святость духовного сана не избавила от наказания тех служителей Церкви, кто участвовал в заговоре. Тогда в Москве было колесовано и обезглавлено не только немалое число священников и монахов, но и несколько игуменов и епископов[500]. Г-н Перри добавляет, что царь тогда «приказал посадить на кол самого Патриарха России»[501]. Однако этот англичанин заблуждается в этом своем суждении, как и во многих других. Патриарх Московский был в то время глубоким стариком, к которому царь Петр питал глубокое почтение. Его звали Адриан, и он умер своей смертью в 1702 году[502], о чем свидетельствуют хроники московитов — сам же г-н Перри упоминает об этом в своем сообщении на странице 350[503]. Чистая правда, что царь, занятый в то время войной с королем Швеции, приказал отложить избрание нового патриарха, а потом и вовсе упразднил этот сан в своем государстве, но неверно, что «он сам объявил себя главой и правителем своей Церкви», как рассказывает нам г-н Перри: царь оставил попечение о делах Церкви ее иерархам, которые, однако, все признавали власть над собой своего государя в делах мирских. Ведь Восточная Церковь никогда не признавала, что духовные лица не подлежат юрисдикции светского государя: напротив, как низшее духовенство, так и все епископы и даже Патриархи неизменно видели в нем своего покровителя и защитника — как их самих, так и церковного имущества.

Не будет неуместным кратко рассказать о том, как было учреждено в Московии патриаршество. В России, несмотря на ее огромные размеры, всегда было совсем немного иерархов: во всей стране насчитывалось не больше тридцати епископов, архиепископов и митрополитов. Среди них первенствовала Киевская митрополия — до 1589 года, когда Патриарх Константинопольский Иеремия, будучи в Москве, по просьбе царя Федора Ивановича издал грамоту, согласно которой «столичный град сего царства должен отныне стать патриаршей кафедрой и что архиепископ сего града должен отныне носить титул патриарха и будет поминаться вслед за Патриархом Иерусалимским». Первого носителя этого сана звали Иовом [Giab][504], а десятого, ставшего также последним, Адрианом, о чем подробнее можно прочитать у Хрисанфа, иерусалимского Патриарха[505], в трактате «De officiis Sanctae Christi Ecclesiae»[506] на 73‐й странице валашского издания. К фигуре Патриарха московиты питали такое почтение, что во время некоторых обрядов сами цари не считали ниже своего достоинства держать ему стремя, когда тот садился в седло. Петр Великий счел политически целесообразным упразднить патриарший сан, который его предшественники так стремились учредить в своей столице. Однако позднее он повелел создать в Петербурге некое подобие Римской курии [Sant’Offizio], в Московии именуемое Синодом и состоящее из двенадцати прелатов, самых просвещенных во всем государстве, которое ведает всеми вопросами религии. Я счел целесообразным сделать это маленькое отступление из‐за г-на Перри, который, будучи плохо осведомлен об этом предмете, пускается в тысячу глупостей и среди прочего распространяется о том, что «Патриарх Константинопольский (которого этот автор по ошибке называет Иеронимом [Gerolimo[507]] вместо Иеремии [Geremia]) отказался от своего патриаршего сана в пользу Московской митрополии, который благодаря этой уступке сделался верховным пастырем и главой Греческой Церкви»[508]. Оставив в стороне бредни этого английского инженера, возвратимся к нашему предмету.