Жизнь Пи

– Одно, – заявила она, подумав секундочку. – В том-то и дело. Одно государство. Один паспорт.

– Что, на небе – всего одно государство?

– Да. Или вообще ни одного. Такой вариант тоже возможен. Знаешь, сынок, все эти твои штуки – ужасно старомодные!

– Если на небе всего одно государство, разве туда не должны пропускать по всем паспортам?

Тень сомнения легла на ее лицо.

– Бапу Ганди сказал… – начал было я. Но матушка меня перебила:

– Я уже слышала, что сказал Бапу Ганди. – Она потерла лоб и устало вздохнула: – Ну, как знаешь. Черт с тобой.

Глава 27

И вот какой разговор я подслушал тем вечером.

– Ты ему разрешила? – спросил отец.

– По-моему, он и тебя спрашивал. И ты его отослал ко мне,– сказала матушка.

– Разве?

– Да.

– Знаешь, я был ужасно занят…

Сейчас-то ты не занят. Можно сказать, бездельничаешь в свое удовольствие. Если ты сейчас зайдешь к нему, выдернешь у него из-под ног этот его молитвенный коврик и решишь наконец этот вопрос с крещением раз и навсегда, я возражать не стану.

– Нет-нет… – По голосу я понял, что отец пытается угнездиться в кресле еще глубже. – Он этих религий нахватался, как собака блох, – добавил он. – Ничего не понимаю! Мы ведь современные индийцы, а Индия вот-вот станет по-настоящему современной прогрессивной страной. Как же нас угораздило вырастить сына, который возомнил себя реинкарнацией Шри Рамакришны?

– Если, по-твоему, госпожа Ганди – это современно и прогрессивно, тут я могла бы и поспорить, – заметила матушка.

– Госпожа Ганди – это не навсегда! Ничто не может встать на пути прогресса! Все мы должны шагать под его барабан. Новые технологии полезны, а полезные идеи распространяются вопреки всем препонам, и против этого не попрешь. Если не пользоваться новыми технологиями и не принимать новые идеи, остается только одно – назад к динозаврам! И тут меня никто не переубедит. Госпожа Ганди со всеми своими глупостями уйдет в прошлое. И настанет время Новой Индии.

(Да, госпоже Ганди и впрямь предстояло уйти в прошлое. А Новой Индии в лице одного ее апологета с женой и детьми – принять решение о переезде в Канаду.)

– Ты слышала, что он брякнул? – продолжал между тем отец. – «Бапу Ганди сказал: „Все религии истинны“».

– Да.

– Бапу Ганди? То есть он уже с Ганди на короткой ноге! Сегодня – папа Ганди, а завтра что? Дядя Иисус? Да, и потом, что это еще за чушь насчет ислама? Он что, заделался мусульманином?

– Похоже на то.

– Мусульманин, значит… Набожный индуист – это куда ни шло, это я могу понять. Христианин в придачу – хоть с трудом, но в голове еще укладывается. В конце концов христиане здесь уже не первый век: святой Фома, святой Франциск Ксавье, миссионеры все эти… И школы у них хорошие.

– Да.

– Короче, со всем этим я еще могу смириться. Но ислам?! Он же совершенно чужд нашим традициям! Мусульмане – чужаки!

– Они здесь тоже не первый век. И потом, их в сотни раз больше, чем христиан.

– Какая разница? Все равно они чужаки.

– Может, Писин шагает под другой барабан.

– Ты что, его защищаешь? Тебя не волнует, что он вообразил себя мусульманином?

– А что мы тут можем поделать, Сантуш? Для него это серьезно, но вреда-то никакого! Может, само пройдет? Уйдет в прошлое – как госпожа Ганди.

– Ну почему бы ему не увлечься чем-нибудь другим, чем положено мальчишке в его возрасте? Вот Рави молодец – думает только о крикете, кино и музыке.

– Думаешь, это лучше?

– Да нет, нет. Ох, не знаю, что и думать. Такой был трудный день… – Отец вздохнул. – И до чего он, интересно, дойдет с этим своим увлечением?

Матушка хмыкнула:

– На прошлой неделе он дочитал книжку под названием «Подражание Христу».

– Подражание Христу?! Ну и ну. Вот я и спрашиваю: до чего он дойдет? – воскликнул отец.

И оба рассмеялись.

Глава 28

Свой молитвенный коврик я очень любил. Вообще-то он был самый обычный, но в моих глазах сиял необыкновенной красотой. До сих пор жалею, что он пропал. Любой клочок земли, на котором я его расстилал, становился для меня родным, как и все вокруг. А это, по-моему, – верный признак того, что коврик был и вправду хорош: ведь он напоминал, что вся земля – творение Божье и все, что ни есть на ней, – священно. Украшал его простенький золотой орнамент на красном фоне: узкий прямоугольник с треугольником на одном боку, который полагалось направлять острием в сторону киблы (туда же, куда ты повернут лицом во время молитвы), и плавающие вокруг завитушечки, как кольца дыма или надстрочные знаки какой-то незнакомой письменности. Ворс был мягкий. Когда я падал ниц, лоб мой касался коврика в нескольких дюймах от коротенькой бахромы по одну его сторону, а кончики пальцев на ногах – в нескольких дюймах от бахромы с противоположной стороны. Очень уютно: где б ты ни оказался на этой огромной земле, с таким ковриком сразу почувствуешь себя как дома.