Жизнь Пи

И посреди этого круга — только он, потерпевший кораблекрушение. Какие бы перемены ни происходили вокруг — море могло то шептать, то злобно реветь, небо могло превращаться из ярко-голубого в ослепительно-белое или в иссиня-черное, — геометрия круга оставалась незыблемой. Взгляд только и может чертить радиус за радиусом. Но окружность от этого не делается меньше. Напротив, кругов становится все больше. И посреди всей этой шальной круговерти — только он, потерпевший кораблекрушение. Ты в центре одного круга, а над тобой кружат еще два, таких разных, таких не похожих друг на друга. Солнце давит на тебя, как скопище народа — шумная, неугомонная толпа, от которой хочется спрятаться и заткнуть уши. Луна тоже давит — тем, что напоминает тебе об одиночестве, и ты стараешься распахнуть взор, чтобы уйти от него. А глянув вверх, нет-нет да и спросишь себя: может, где-то там, посреди солнечной бури или Моря Спокойствия, терпит муки такой же горемыка, как ты, который так же глядит вверх, вечный пленник своего круга, и так же борется со страхом, яростью, безумием, отчаянием и безразличием?

Что верно, то верно: потерпевший кораблекрушение — жалкая жертва трагических, изматывающих, противоборствующих обстоятельств. Когда светло, тебя слепит и страшит бескрайняя морская ширь. Когда темно, мрак давит на тебя всей своей непомерной тяжестью. Днем ты изнываешь от жары, и только и мечтаешь о прохладе да о мороженом, и то и дело обливаешься морской водой. Ночью дрожишь от холода, мечтаешь о тепле, о еде, приправленной горячим карри, и все кутаешься в одеяла. В жару иссыхаешь до костей и жаждешь живительной влаги. В дождь промокаешь до тех же костей и думаешь только о том, как бы скорее просохнуть. Когда есть пища, то непременно полные пригоршни — ешь не хочу. А когда ее нет, тебя пожирает голод. Когда море спокойное или совсем не штормит, тебе хочется, чтобы оно взбугрилось волнами. Когда же море вскипает и круг твоего заточения смыкается, изламываясь по краям волнами, ты задыхаешься от странного ощущения замкнутого пространства, какое обычно испытываешь в открытом море, — и желаешь, чтобы волнение улеглось. Бывает и так, что тебя одновременно одолевают противоречивые чувства: когда, к примеру, изматываешься от палящего солнца, вдруг понимаешь, что оно сушит рыбу и мясо на веревках и дарит благословенное тепло твоим опреснителям. И напротив, когда дождевые шквалы пополняют твои водные запасы, ты вместе с тем сознаешь, что от сырости подмокнет твоя засушенная снедь, а часть ее и вовсе испортится — превратится в заплесневелое месиво. Когда стихает шторм и ты ясно видишь, что пережил натиск неба и коварство моря, на смену радости приходит злость, оттого что ты прошляпил эдакую прорву пресной воды, отдав все морю, — и начинаешь бояться, что это последний дождь в твоей жизни и что смерть придет раньше, чем на тебя упадет еще одна капля воды.

Наихудшая парочка противоречивых ощущений — тоска и ужас. Временами твоя жизнь напоминает маятник, который бросает из одной крайности в другую. Морская гладь подобна зеркалу. Ни ветерка. Время теряется в бесконечности. На тебя нападает такая тоска, что тебе уже все равно — впору умереть. Потом начинает штормить — и нервы натягиваются струной. Но порой трудно различать даже такие противоположные ощущения. Тоска и ужас связаны незримыми узами: ты обливаешься слезами — на тебя накатывает страх — ты невольно сам себя истязаешь. И вдруг на пике ужаса, посреди страшнейшего шторма, ты впадаешь в тоску и тебе уже ни до чего нет дела.

Только смерть выводит тебя из оцепенения: ты или думаешь о ней, когда твоей жизни ничто не угрожает и смерть кажется тебе бессмысленной, или прячешься от нее, когда над твоей жизнью нависла угроза и ты начинаешь ценить жизнь превыше всего на свете.

Жизнь в шлюпке трудно назвать жизнью. Она сродни шахматному эндшпилю, когда фигур на доске раз-два и обчелся. Ходы — самые что ни на есть простые, а ставки — самые что ни на есть высокие. Физически выдержать такое невероятно трудно, а морально и подавно. Хочешь жить — приспосабливайся. Будь готов к любым переменам. Научись радоваться и тому, что имеешь. И тогда ты дойдешь до такого состояния, что даже на самом дне преисподней будешь стоять, скрестив руки, и улыбаться, ощущая себя счастливейшим человеком на свете. Почему? Хотя бы потому, что у твоих ног валяется жалкая мертвая рыбешка.

79