Жизнь по-американски

Вечером следующего дня мы смотрели в зале "Метрополитен" спектакль труппы "Роберт Джоффри балет", для участия в котором с гастролей прилетел наш сын Рон. Весь спектакль я сидел затаив дыхание, исполнение Рона было великолепным, и он не нуждался в отцовских молитвах. Он обладал грацией, напомнившей мне Фрэда Астера[32], и той естественностью, благодаря которой все его движения выглядели непринужденно.

Вернувшись в Вашингтон, я сосредоточил внимание на трудном и требующем решения вопросе: что делать с растущим потоком японского автомобильного импорта, в то время как наша экономика нуждается в помощи? Он стал основной темой совещания в Белом доме, которое состоялось 19 марта. Назначенная мною специальная группа во главе с Дрю Льюисом, занимавшаяся этой проблемой, предлагала ввести ограничительные квоты. Но несколько членов кабинета, включая министра финансов Дона Ригана и главу ведомства по управлению делами и бюджетом Дэвида Стокмана, были категорически против. Джордж Шульц, председатель общественного комитета экономических советников, также находился в оппозиции. Они аргументировали это тем, что подобные меры будут противоречить нашей политике по поддержанию свободного предпринимательства и свободной торговли.

Я был согласен с ними, но пока молчал. В Вашингтоне я придерживался той же практики, что и в Сакраменто: приглашал членов кабинета высказать свою точку зрения по всем аспектам обсуждаемого вопроса (за исключением политических последствий моего решения), и зачастую, как и на этот раз, обсуждение превращалось в ожесточенную дискуссию, и если я склонялся к какому-либо мнению, то старался не подавать виду, чтобы иметь возможность выслушать всех.

Оценивая различные точки зрения, я думал, сможем ли мы выработать какую-то общую позицию в пользу свободной торговли и в то же время сделать что-то, чтобы помочь Детройту и облегчить трудное положение тысяч безработных рабочих сборочных линий.

Японцы вели нечестную игру в торговле, но я также знал, к чему может привести введение квот; мне не хотелось начинать открытую торговую войну, поэтому я спросил, есть ли у кого-то предложения, как уравновесить эти две позиции. Джордж Буш сказал следующее: "Мы все выступаем за свободное предпринимательство. Но разве кто-нибудь из нас был бы недоволен, если бы японцы без всякой просьбы с нашей стороны объявили, что собираются сами, добровольно сократить экспорт своих автомобилей в Америку?"

Я знал, что японцы читают наши газеты и, конечно, в курсе тех настроений, которые нарастают в конгрессе в пользу введения квот на машины; мне также было известно, что в Токио должно существовать опасение, что если конгресс проголосует за введение квот на автомобили, то с большой долей вероятности он может пойти дальше и попытаться ограничить импорт и другой продукции.

Мне понравилась мысль Буша, и я сказал присутствующим, что приму решение, но не сказал какое. После совещания я встретился лично с госсекретарем Александром Хейгом и велел ему позвонить нашему послу в Токио Майклу Мэнсфилду и договориться, чтобы он провел неофициальную встречу с министром иностранных дел Японии Масаёси Ито, визит которого в Вашингтон должен был состояться через несколько дней, и сообщил ему об усиливающемся давлении конгресса по установлению ограничительных квот. Я также просил Хейга передать нашему послу, что объявление Японией о добровольном сокращении своего экспорта могло бы предотвратить эту меру.

Во время встречи с Хейгом один на один меня удивило его настроение. Он утверждал, что другие члены администрации пытаются ограничить его действия в вопросах внешней политики, что, по его мнению, является его прерогативой, и он не желает, чтобы другие вмешивались. Он был очень расстроен и сердит: стучал по столу (это повторится еще не раз) и едва сдерживался, чтобы не взорваться. Такое отношение уди вило и обеспокоило меня, но, когда я согласился встречаться с ним неофициально три раза в неделю для обсуждения вопросов внешней политики, он успокоился, и я заверил его, что никто из администрации не собирается посягать на его дела.

Через два дня мы с Нэнси впервые отправились в театр Форда в Вашингтоне, чтобы присутствовать на светском праздничном представлении, устроенном специально для сбора средств на поддержание этого исторического здания. Во время представления я поднял глаза на президентскую ложу рядом со сценой, где сидел Авраам Линкольн в тот вечер, когда его убили, и меня охватило странное чувство. Глядя на ложу, я невольно думал о событиях 1865 года: виделось, как Джон Уилкес Бут врывается в ложу, стреляет в президента, выпрыгивает на сцену и убегает на глазах у оцепеневшей публики.