Жизнь под чужим солнцем

После этих его слов спокойная Даша выкинула такое, о чем потом сотрудники фирмы еще долго шептались по углам. Глядя директору прямо в глаза, она опустила руку в горшок с уродливым растением, зачерпнула оттуда горсть камешков и медленно, с наслаждением, рассыпала их по поверхности стола. Изумленный Главный смотрел, как на документы сыплется земля вперемешку с камнями, а Даша все перетирала камешки в правой ладони, словно на ощупь чувствуя их матовость.

— Ну, правильно, наорал на девчонку, она и съехала слегка! — заметила потом, узнав об этом, главбухша, напоминавшая продавщицу в пивном ларьке, злоупотреблявшую собственной продукцией.

Рассыпав почти все, Даша внимательно посмотрела на серо-зеленого уродца в горшке и аккуратно отломила верхний листочек.

— Маме покажу, — объяснила она потерявшему дар речи шефу. — А то она никак из моего описания не поймет, что за чудо-юдо у вас растет.

Затем повернулась и вышла из кабинета.

Вечером плачущую Дашу успокаивала мама.

— Господи, Дашка, да ладно тебе! — говорила она, аккуратно переворачивая лопаткой тоненькие блинчики. — Ты что, другое место не найдешь, что ли?

— Мам, ты у меня просто инопланетянин какой-то, — всхлипнула Даша. — Знаешь, сколько переводчиков безработных место ищет? Да пол-Москвы!

— Но ты ведь не поэтому ревешь, — проницательно заметила мама, шмякая на сковородку новую порцию теста. — Ты ревешь потому, что тебя обидели. Ну и наплюй на них сто раз! Директор твой скотина редкостная, я тебе давно говорила. А вот про коллег своих ты преувеличиваешь, вовсе они не радовались твоему увольнению, я же многих знаю.

— Да ты просто не видела, как они потом на меня смотрели. И никто даже толком не попрощался!

Она собралась было опять зареветь, но мама ловко сунула ей в рот ложку варенья.

— Дашка, это ты у меня инопланетянин, ей-богу! А что ж они должны были делать, на шею тебе кидаться? Да у вас обстановка в фирме хуже, чем в эсэс, все друг за другом следят, и каждый за свое место обеими руками держится. Ты же не маленькая, должна понимать такие вещи. На вот тебе блинчики, лопай. С работой ты разберешься, а те девчонки, с которыми ты дружила, тебе позвонят. Не сегодня, так завтра позвонят. И знаешь, что я думаю? — продолжала мама, задумчиво глядя на тарелку с блинчиками, от которых поднимался пар. — Тебе нужна смена обстановки. Езжай-ка ты отдохнуть туда, где не очень дорого, в Египет там какой-нибудь. Нет, в Египте жара страшная сейчас, а вот Турция — очень даже неплохая страна. Пофлиртуешь с турками, глядишь, оживешь слегка. А то ты похожа на ежика в тумане — бледная, и колючки в разные стороны.

Слегка ошеломленная Даша жевала блинчик, не зная, что ответить.

— Вот и договорились! — подытожила мама удовлетворенно.

Глава 7

Анжелика Пронина была ориентирована на ребенка. Это было ее собственное выражение, которое ей очень нравилось. Произнесенное вслух, оно рождало у нее ассоциацию: она стоит на носу корабля и плывет по лазурным волнам к острову, который чуть виднеется вдали, ветер треплет ее волосы, дельфины выныривают из воды, а с берега ей машет рукой прекрасный маленький мальчик, ее сын. Чудное видение и было внутренним образом слов «ориентирована на ребенка». Анжелика часто повторяла его, объясняя, почему она так и не защитила диссертацию.

— Видишь ли, Света, я полностью ориентирована на Бореньку, — говорила она подруге, ласково гладя пухлого мальчика по голове. — Его нужно водить на дополнительные занятия, с ним нужно читать по вечерам, в общем, тратить кучу времени. Правда, все это мне в радость, но о диссертации пришлось на время забыть. Может, когда Боря в школу пойдет…

Света кивала и восхищалась правильным поведением Анжелики. А то вот есть матери, которые сбагрят ребенка на бабушек-дедушек — и ну карьерой заниматься. Спрашивается, зачем они его рожали?

И Анжелика, и ее муж, Аркадий, действительно души не чаяли в Борисе, который рос спокойным, не плаксивым, в меру резвым ребенком. В меру резвым — это было самое главное, потому что Анжелика Сергеевна терпеть не могла шумных детей, а уж Аркадий и подавно. Нет, ребенок должен быть таким, чтобы его не было ни видно, ни слышно, и их собственный Боренька полностью отвечал родительскому требованию.

Только мать Анжелики, Вера Семеновна, отказывалась признавать спокойное Борино поведение за достоинство.

— Что ты с сыном делаешь, а? — регулярно выговаривала она дочери, приезжая в гости. — Туда не ходи, сюда не ходи, это в руки не бери, то в ротик не тяни. «Боренька, положи камушек, он может на ножку упасть и пальчик ушибить», — очень точно передразнивала мать капризный тон Анжелики. — У тебя не мальчишка растет, а не пойми что! Мальчик должен бегать, плавать, лазать, все ронять…

— Пусть другие бегают и все роняют, — защищалась Анжелика, — а мой будет уравновешенный.

— Да где ты тут уравновешенность видишь? — взывала к ней Вера Семеновна.

Но Анжелика и слышать ничего не хотела о том, чтобы что-то изменить в Борином характере. У нее был самый лучший, самый правильный мальчик на свете.