Жизнь под маской

Но Катерина не забыла. Она как ни в чём не бывало продолжала держать на коленях книгу, но мысли её были далеко. В том дне, когда она впервые услышала это странное имя. Или кличку?

Тогда контрабандисты Чёрного Паши взяли их в плен. Они спешно убегали от белой контрразведки, чтобы быть пойманными… морскими разбойниками. Тогда же Катерина стала любовницей их атамана, а её друзей, с кем она два месяца бродила по Украине, давая цирковые представления, должны были продать в рабство в Турцию… Неужели когда-то она была цирковой артисткой? Ассистенткой иллюзиониста! Катерина пошевелила пальцами… А ведь она умела заряжать чёрный ящик! Помогала Вадиму Зацепину придумывать новые фокусы… Учила Ольгу, ставшую потом его женой, стирать, шить… Ольгу-аристократку, княжну. Вот как раз её-то и повез Флинт на своей лодке продавать в Стамбул! Её и Марго. Была такая хорошенькая синеглазая девушка. Она вместе с Яном попросила их подвезти… И был Герасим… Катерина вздрогнула, будто Дмитрий мог подслушать её мысли.

Почему с того дня она ни разу не попыталась бежать? Почему не убила своего… насильника, когда он лежал рядом обнаженный, сонный, весь в её власти? Почему не отомстила ему за гибель друзей? Почему в конце концов вышла за него замуж? Её мысли заметались… Потому что зло было в ней! Не было никакого насилия! Не было! Была развратная похотливая женщина, которая отдалась своему похитителю добровольно!

Катерина всхлипнула и испуганно огляделась, её взгляд остановился на детской вязаной шапочке и сразу потеплел, оттаял: Пашенька, сынок! Опять вышло так, как захотел он, её муж Дмитрий. Только сын, никаких дочерей! Но и для неё этот маленький любознательный человечек стал дороже всех на свете.

Не на что жаловаться Катерине в своей нынешней жизни!

Оттого, наверное, так мучает её прошлое, что не заслужила она хорошей судьбы!

Катерина поспешно поднялась и подошла к зеркалу: нельзя так раскисать, она всегда держит себя в руках. Если Дмитрий заметит её смятение, жилы вытянет, допытываясь причины. Он считает, что у жены нет и не может быть от него никаких секретов!

Скоро Евдокия Петровна приведёт с прогулки Павлушу. Ужин готов, Катерина решила подать его сама. Домработница устраивает их своей добропорядочностью, чистоплотностью, чувствуется, она из хорошей семьи, но о прошлом рассказывать не любит. Единственное условие, которое она поставила при первой их встрече: ночевать будет дома. Катерина уже знала, что она войдёт в прихожую, подтолкнет Павлика к матери и, переминаясь с ноги на ногу у порога, скажет:

– Так я пойду, Катерина Остаповна? Завтра буду в шесть, как обычно.

Утром она откроет своим ключом дверь и, тихонько позвякивая посудой, станет готовить завтрак.

Дмитрий ушёл переодеваться в домашнее – это всегда были роскошные черные халаты. Обычно он сам их покупал. В таком виде муж казался Катерине неким восточным владыкой, хотя в родне его – она уже знала – не было выходцев с Востока.

Гапоненко никого не копировал, он сам был настолько многообразен, что скорее мог послужить примером другому оригиналу… Он никогда в одежде не следовал слепо моде, но всегда находил для себя в ней наиболее удобную и практичную вещь, носил её легко и непринужденно и оттого казался вполне современным человеком.

Недавно ему исполнилось тридцать восемь лет. Начав работать в Наркоминделе шофером, за пять лет он превратился в консультанта по Ближнему Востоку, потому что хоть и не испытывал особого желания учиться, тем не менее не отказывался ни от каких курсов и школ, в которые ему по разнарядке случалось попадать, и все их успешно оканчивал.

Вторым его пристрастием были одеколоны! Нет, он не выливал их на себя литрами, но каплю-другую для колорита непременно использовал, отчего всегда источал некий восточный аромат, а секретарши Наркоминдела вслед ему закатывали глаза и шептали:

– Ах, как экзотично пахнет Дмитрий Ильич!

Дмитрий склонился над Катериной и коснулся губами её губ. После ванны – чистый и благоухающий – он всегда так напоминал о себе.

– Павлика ещё не привели?

Катерина взглянула на напольные часы, выполненные в форме длинного узкого шкафа – они били каждые полчаса, благо дверь в их спальню закрывалась плотно…

– Через три минуты Евдокия Петровна приведёт его с прогулки.

– Как на службе! – хмыкнул он, усаживаясь с кипой газет в другое кресло.

Вообще, у Дмитрия Гапоненко было три жизни: две – видимых глазу, одна – невидимая.

Первая жизнь – жизнь большевика Гапоненко, преданного делу партии выходца из простого народа. За пять лет, проведённых в Москве, он никого не обидел, не подсидел, ни на кого не написал жалобы или доноса, и тем не менее его боялись. Медленно, но уверенно он поднимался по служебной лестнице. Нисколько не беспокоясь о тех, кого он оставлял позади. Это был загадочный человек – вещь в себе у всех на виду…