Жизнь после смерти

Если вы спросите меня, какое объяснение наиболее правдоподобно – присутствие привидений или наличие инфразвука, – я предложу вам обратиться к мудрости, связанной с «бритвой Оккама» (или «лезвием Оккама». – Прим. переводчика).[67] В соответствии с этим принципом, если две теории конкурируют друг с другом, вам лучше выбирать самую простую и не заводящую уж слишком далеко. Но, в зависимости от того, в чьих руках «бритва», взгляды на происходящее могут различаться. Для верящих в жизнь после смерти самое естественное объяснение того, что кто-то слышит голос умершего папочки, заключается в мысли, будто говорит душа умершего папочки. При таком взгляде на мир инфразвук, вибрация глазного яблока и стрессовая реакция «сражайся или беги» суть ненужные и маловероятные сложности. Однако для менее склонных к спиритизму идея о том, что душа, покидая тело при смерти, затем продолжает существовать в виде упорядоченной формы и способна вступать в контакт с живыми, требует более тщательно проработанного объяснения – каким бы сложным оно ни казалось.

Но, может быть, нам пора сбросить с себя путы бесконечной сложности научного метода? Возможно, нам смогут что-нибудь дать иные способы сбора данных? Не приходилось ли, к примеру, кому-либо доказывать существование привидений в суде – юридическим образом? Приходилось. Дело происходило около 80 лет назад в фермерской местности Северной Каролины.

Глава 11 Чаффин против Мертвого Парня в пальто

Закон встает на сторону привидения, и автор призывает на помощь эксперта

Летом 1925 года ничем не примечательное течение жизни одного фермера из Москвилля, Северная Каролина, было нарушено, и все как бы сдвинулось на несколько акров в сторону от обычного порядка вещей. Джеймс Пинкни Чаффин жил с женой и дочерью в четырехкомнатном доме над речкой, протекавшей через поле, на котором он выращивал сахарный тростник и хлопок. Последний Чаффин собирал и паковал в тюки сам, а из выращенного сахарного тростника делал мелассу. Ее он разливал по кувшинам и, взвалив на спину, разносил соседям и жителям городка Москвилль. Так же он поступал и с маслом, которое взбивала его жена, и с топорищами, которые продавал по 25 центов за штуку. По воскресеньям Джеймс отправлялся вместе с семьей за две мили в баптистскую церковь, где всякий раз садился на одно и то же место рядом с открытым окном – «чтобы можно было сплевывать табак», как вспоминал его внук Лестер. По вечерам Чаффин сиживал у огонька, смазывал жиром свои ботинки и точил ножи. Он не пил и не курил. И был, по словам Лестера, человеком простым, «как старый башмак».

Однажды ранним июньским утром 1925 года Чаффин объявил жене, что у его кровати появлялся его отец, умерший четыре года назад. Джеймс не был подвержен таким слабостям, как страсть к пророчеству или тяга к историям о привидениях, равно как не был замечен в любви к розыгрышам. Никто не мог бы представить себе, что в то утро атмосфера во время завтрака окажется столь угнетенной. Чаффин признался жене, что в прошлом месяце ему несколько раз грезилось присутствие отца, Джеймса Л. Чаффина, который с печальным выражением лица появлялся у кровати с его, Джеймса П. Чаффина, стороны. Прошлой ночью он пришел в черном пальто,[68] которое сын помнил по тому времени, когда его родитель был еще жив. Джеймс-старший подошел к кровати Джеймса-младшего и наполовину распахнул пальто – как это делают торговцы ворованными часами из-под полы. «Отец указал на внутренний карман, – так утверждает Чаффин, если верить записи в «Davie Record»[69] Москвилля. – После чего сказал: «В кармане моего пальто вы найдете кое-что, касающееся моей последней воли».

К тому времени, как всем было известно, последняя воля Джеймса Л. Чаффина была внесена в реестр завещаний округа Дейви и датирована 1905 годом. В очень странном документе, равносильном предательству сыновей, старый фермер завещал все свое недвижимое имущество (ферма и земля общей площадью в 102 акра) своему второму сыну Маршаллу. Ничего не было завещано ни Джеймсу Пинкни Чаффину, ни его старшему брату Джону, ни самому младшему из четырех сыновей Эбнеру. То было вопиющей несправедливостью по отношению к Джону, поскольку в то время земля обычно переходила по наследство к старшему наследнику. Хотя три обделенных сына, беусловно, могли бы оспорить посмертную волю отца, они этого не сделали.