Жизнь после смерти

Я рассказываю Лестеру и Руби о том, к какому выводу пришел эксперт-почерковед. Осторожно сообщаю, что Сперри сравнил подпись Пинка на документах, хранящихся в архиве суда, с сомнительной подписью Джеймса Л. Чаффина и нашел, что подписи не идентичны.

«Значит, старый дед Пинк ничего такого не делал», – говорит Руби Джин. В ее голосе звучит нотка облегчения. Я помалкиваю насчет того, что старине Пинку должна была быть отведена и его собственная роль в «заговоре братьев» – если только мы не готовы представить, будто Джон или Абнер Чаффин надевают отцовское пальто и изображают привидение.

«Хм-м-м, – сказал Лестер. – Теперь вы удовлетворены?»

Я отвечаю, что не слишком удивлена выводами Сперри по поводу подписей, но чувствую разочарование. Я бы хотела получить свидетельство – пусть даже шаткое и не совсем исчерпывающее, – что призрак Джеймса Л. Чаффина существовал на самом деле. Затем я коснулась теории Сперри о противостоянии братьев и Сьюзи во время перерыва на ланч. В пересказе вся история звучит уж слишком сложно для «банды» сыновей простого фермера из сельского захолустья. Да и к чему им нужно было возиться с призраком, папиным пальто и письмом под подкладкой? Почему нельзя было просто объявить, что в старой Библии обнаружилось второе завещание?

«Ну, – протянул Лестер, касаясь носком перевернутого цветочного горшка, – не так-то просто мне, или вам, или кому-нибудь еще истолковать те немногие известные факты». Мне кажется, я понимаю, что именно он имел в виду: а может быть, вы и ваш приятель, судебный эксперт и любитель покопаться в чужом белье, наконец остановитесь? Но Лестер слишком вежлив, чтобы сказать нечто подобное.

Обратно в Москвилль мы возвращаемся в молчании. Суббота, поздние послеполуденные часы. Семьи сидят в кухнях или на крыльцах домов – сплетничая, луща кукурузу, хлопая мух. Завтра церкви наполнятся мужчинами и женщинами, у которых нет сомнений в жизни души человеческой и ее счастливом посмертном путешествии – теми, которым и малого дела нет до того, к каким заключениям пришел эксперт по сомнительным документам и писатель из Калифорнии, опираясь на временный столик, сделанный из ящика, где когда-то хранилась свиная колбаса. У этих людей все просто и ясно: братья Чаффины – люди честные. Душа существует. Флосси Гобл живет в нашей памяти.

Увы, для меня вера – не то, с чем однажды приходишь в этот мир или просто выбираешь, чтобы принять. По мне, то, во что веришь, должно быть правдоподобно. Поэтому я продолжу свои изыскания. Мне нужно сделать еще одни шаг и разобраться с тем рискованным предприятием, которое затеяли в университете Виргинии. Я приберегла рассказ об этом на конец книги. Думаю, для меня это – наилучшая возможность поискать частичку смысла в утверждениях о том, что люди, умирая, покидают свои тела.

Глава 12 Шестью футами выше

Компьютер у потолка операционной: в ожидании предсмертного опыта

На дальней стене операционной больницы при университете Виргинии висит огромная фотография альпийского луга. Синие и зеленые цвета неба и травы выглядят очень ярко – типично для туристических плакатов и рекламы противоаллергических средств. А дикорастущих цветов так много, что они похожи на снег. Прекрасный пейзаж должен вносить мир в души тех, кто попадает сюда на операцию. Но пациенту, которого я бы назвала Уэйсом, цветы не помогли. На мгновение – пусть даже и очень краткое – он оказался в положении человека, которого едва не убили.

Операция потребовала применения дефибриллятора. Такие приборы хорошо известны – это такие электрические штучки, которые быстро, как показывают в телесериале «Скорая помощь», прикладывают к груди при сердечном приступе. В наши дни дефибрилляторы – не больше сотовых телефонов, и если больной страдает опасной сердечной аритмией, то этот прибор могут имплантировать в грудную клетку.

«Почти убийство» произошло для проверки работы только что имплантированного Уэйсу дефибриллятора. Сердце больного в заданный момент – на пике определенного типа, как показывала электрокардиограмма, – получило электрический разряд. Вследствие этого нарушился ритм сердечных сокращений и возникло его «трепетание» (фибрилляция[73]), и мышечные ткани потеряли способность должным образом нагнетать кровь в сосуды. При недостаточном поступлении кислорода в головной мозг Уэйс мог пережить кратковременную клиническую смерть. (Если сердце снова начинает ритмично биться не позднее чем через 4 минуты, мозг не страдает необратимым образом.) Иначе говоря, имплантированный дефибриллятор должен был «перезапустить» сердце. Такие больные, как Уэйс, являются идеальными объектами для изучения состояний, близких к физической смерти.