Жизнь после тебя (СИ)

Воцарилось молчание, и Гермиона услышала, что часы на каминной полке, тоже больше не шли. Вот уже пять минут, как стрелки их навеки остановились.

Тыльной стороной ладони Гермиона стёрла с лица слёзы. Она встала с дивана и подошла к креслу в котором сидел Снейп. Присев на подлокотник она обняла его и он мягко погладил её по спине.

— Спасибо тебе за всё, — прошептала Гермиона, и, заключив её лицо в ладони, он по-отечески поцеловал её в лоб.

***

Следующим утром Гермиона прибыла в министерство одной из первых. Она изрядно нервничала. Несмотря на слова Северуса и все ее мысли об их с Люциусом воссоединении и том прекрасном, что она испытывала к нему, где-то в глубине души она всё ещё опасалась, что произошедшее между ними могло оказаться фарсом и было лишь его способом в очередной раз поиздеваться над ней.

Когда она вошла в его кабинет, он уже был там. Люциус моментально повернулся к двери, когда вошла Гермиона. Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза, не решаясь произнести хоть слово.

— Может, мы перенесёмся к тебе домой? — первой нарушила тишину Гермиона. Сердце её стучало как сумасшедшее.

Люциус без лишних слов взял её за руку и они трансгрессировали. Гермиона едва не упала на пол, когда они приземлились в разрушенном ею каминном зале Малфой-мэнора, но Люциус успел её поймать. Он с беспокойством посмотрел на неё.

— Это моя пятая трансгрессия за двое суток, — объяснила Гермиона, держась за его руку.

Обретя равновесие, она отошла от него на несколько шагов стараясь оценить ущерб, который нанесла жилищу Люциуса два дня назад.

— Прости, что испортила твои вещи, — сказала она, поднимая с пола клавишу от рояля и кладя её на изуродованный стул.

— С этим залом у меня всё равно было связано слишком много неприятных воспоминаний, — бросил он.

— Люциус, — Гермиона подошла к нему, вглядываясь в глаза. Она несмело провела рукой по его щеке, и он невольно подался всем телом ей навстречу. — Тот вопрос, который ты задал мне, я… уже вчера, с самого начала знала на него ответ.

— Да? — на лице его отобразилось сомнение.

Гермиона слышала, как сбилось его дыхание, заметила, как чаще стала вздыматься под тонкой тканью рубашки его широкая грудь. Как бы она хотела снова прижаться к ней, забыв обо всём!

— Но мне нужно точно знать, что ты чувствуешь ко мне, — прошептала она. — Ты сказал, что устал от игр. Дело в том, что от них устала и я. А потому я должна быть уверена, что я действительно нужна тебе, и, что мой ответ, не будет лишь частью удовлетворения твоего самолюбия.

По лицу Люциуса прокатилась судорога. Он прикрыл глаза и отошёл от Гермионы.

Ответил он не сразу. Пройдя по залу, Люциус провёл рукой по крышке усыпанного осколками взорванного зеркала стола. Медленные шаги его отдавались эхом, пока он наконец не остановился.

— Я прожил в этом доме всю свою жизнь, — сказал он. — За этим столом сидел ещё мой дед. На нашем фамильном гербе написано «Sanctimonia vincet semper» — «Чистота всегда побеждает». Имелась в виду чистота крови, конечно.

Всю свою жизнь я полагал, что только будучи магом с чистой кровью, возможно обладать тем особенным флюидом, который способен творить любые чудеса. И всю свою жизнь я учился быть способным делать эти самые чудеса. Но вот в чём проблема, я всегда чувствовал, что в чем-то отстаю от остальных. Особенно от тех, кого в моей семье всегда было принято называть «грязнокровками». — Взгляд Люциуса прожёг Гермиону насквозь, отчего внутри у неё всё похолодело. — Грязнокровки и полукровки всегда были лучше меня. Как бы я ни старался, что бы я ни делал. Стоит только вспомнить Северуса — блестящий зельевар, искусный маг. Во многом куда более искусный, чем я…

Но всю свою жизнь я предпочитал закрывать на это глаза: чистота превыше всего! «Если искоренить всех грязнокровок, вероятно тогда я стану лучшим?» — вот как я полагал. Наконец-то стану лучшим…

Шли годы и из-за своих убеждений, в которые в определённый момент я уже, кажется, не верил и сам, я только терял и терял. Но это не останавливало меня! Это заставляло меня стараться с ещё большей силой, ещё большим усердием, отчего я терял в два, в три раза больше!

Люциус направил палочку на сервант в углу комнаты, вероятно единственный сохранившийся в целости предмет, и отправил в него невербальное заклятие. Шкаф разлетелся на мелкие осколки. Гермиона незаметно, боясь сделать лишнее движение, вытащила из кармана палочку. Речь Люциуса заставила её забеспокоиться о том, не придётся ли ей опять с ним сражаться, только в этот раз уже по-настоящему.

— И вот, я остался один, — продолжил он. — Без семьи, без уважения. Всеми ненавидимый, презираемый. Вероятно, нужно добраться до самого дна, чтобы отринуть всё. Я добрался до него, и я отринул. Отринул чистоту. Я понял, что чистота крови не значит ничего! Она не сделала меня каким-то особенным. Она только лишила меня способности мыслить здраво и видеть свет истины — мой собственный свет!