Могло ли так случиться, что человеком, которому она должна была открыть своё сердце, был тот, кого ещё сутки назад она ненавидела и готова была убить? А так ли сильно она его ненавидела? Или это было лишь чувство обиды за то, что всё это время он не проявлял к ней и капли той заботы, которую она с лихвой получила от него случившимся утром? Гермиона никогда даже не думала, что Люциус Малфой может быть таким нежным, таким страстным, таким… упивающимся!
Она легла на пол, раскинув в стороны руки, и принялась думать лишь о том, что всё произошедшее между ними не могло быть чем-то не значимым, чем-то пошлым и будничным. Нет, это было что-то большее, что-то гораздо большее, чем всё, что до сих пор происходило в её жизни. Касаясь Люциуса этим утром она чувствовала, как его магия перетекает в неё, наполняет её, сливается с её собственной магией и, как её магия переходит в него. Это было торжество света, и Гермиона очень хотела отключить свой разум, чтобы полностью отдаться этому чувству, раствориться в нём, позволить ему охватить себя с головой, также как это произошло с ней ещё каких-то полтора часа назад. Но она не могла.
Страх всё ещё жил где-то там, глубоко внутри. С неё уже сошла нега блаженства, и тело напомнило и о вчерашнем дне. Спина и ноги болели от того, как грубо Люциус тащил её по лестнице в свою тюремную камеру. Неужели за этого человека она, Гермиона Грейнджер, готова была выйти замуж?
Голова шла кругом. В животе у неё заурчало, и Гермиона вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня. Выпив несколько зелий из своей аптечки, которые должны были быстро излечить её тело, она отправилась в маленькое кафе неподалёку, чтобы наполнить свой желудок и поразмышлять над тем, что же ей делать дальше.
За обедом она написала небольшое письмо, которое немедленно отправила в Хогвартс с министерской совой. Гермионе было необходимо встретиться с Северусом Снейпом. Как ни иронично, но только он один мог знать Люциуса достаточно хорошо, дабы развеять или наоборот подтвердить её сомнения. А потому после обеда, выпив одно из своих зелий позволяющих трансгрессировать на дальние расстояния, она отправилась прямиком в их с Северусом дом в Хогсмиде.
От третьей трансгрессии за сутки у Гермионы заложило уши и закружилась голова, и она устало опустилась на диван в маленькой уютной гостиной, которую некогда считала своей. В этом доме они с Северусом жили в те дни, когда уставали от Хогвартса. Именно этот дом был оплотом их уединения; местом, где сбрасывались все маски. Гермионе всегда здесь было спокойно и уютно, отчего и сейчас, несмотря на огромное количество мыслей в её голове, она невольно задремала.
В полусне Гермиона размышляла о том, что же было с ней теперь, и что было тогда, когда она была с Северусом. Только сейчас она, кажется, начала осознавать природу своей любви к нему и её отличие от тех чувств, которые она столь внезапно испытала к Люциусу.
Луна была права, говоря, что Северус был её отражением. Гермиона и правда любила его, как своё собственное отражение — в глазах Снейпа она всегда безотчётно видела саму себя. У них был общий враг, общая цель, общие интересы и общее дело. Они находили друг в друге утешение; были одним целым, части которого так или иначе стремились обрести независимость. Северус нуждался в её помощи и заботе, за что временами почти ненавидел себя. Тогда как Гермиона нуждалась в том, чтобы быть полезной ему, боясь впоследствии признаться даже самой себе, что за шесть лет устала от этой ноши.
С Люциусом же всё было по-иному. В его глазах Гермиона не видела саму себя. Он не был её отражением. Он был отдельным, полностью независимым от неё существом. До сегодняшнего утра у них не было абсолютно ничего общего, и они не нуждались друг в друге — они стремились друг другом обладать. Их воссоединение не могло стать единством двух половин, это должно было быть столкновение двух целых частей, союз двух отдельных миров, который мог породить нечто иное, нечто совершенно новое, то, чего свет этот ещё не видывал…
Гермиона открыла глаза только когда хлопнула входная дверь. В дом вошёл Снейп.
— Спасибо, что прервал свои занятия ради меня, — произнесла Гермиона, стряхивая с себя остатки дремоты.
— Твоя записка ясно дала понять, что разговор не требует отлагательств. Вот только я не понимаю, что случилось? — Сняв с себя пальто, Северус уселся в кресло напротив.
— Помнишь, ты говорил, что я обязательно должна тебе сказать, когда в моей жизни появится кто-то значимый?
— Конечно, — кивнул он.
— Так вот, кажется, я нашла такого человека, — сказала Гермиона. — И он дал мне сутки, дабы я решила, хочу ли быть с ним.
— Так в чём же дело? — Снейп приподнял бровь. Уголок губ его едва дрогнул при этом.
— Проблема в том, что только ты сможешь сказать, стоит ли мне доверять ему свою дальнейшую судьбу, — заключила она, и Северус внимательно на неё посмотрел; в глазах его отразилось подозрение.
— Кто этот человек?