Жизнь, придуманная ею самой

Репортер был прав, от волнения Сальвадор переходил на смесь испанского с каталонским, и никакая сила не могла заставить его изъясняться хотя бы по-французски. Вернувшаяся в каюту Гала застала мужа в состоянии паники.

– Ты ушла, а тут приходил какой-то тип и что-то требовал от меня на чертовом английском!

Гала не успела успокоить супруга – репортер появился снова, на сей раз в сопровождении госпожи Кросби, которая взялась переводить.

Услышав, что это представители прессы, от которой зависит его успех или неуспех, Сальвадор сменил гнев и отчаяние на милость и принялся демонстрировать картины, разрывая так заботливо накрученные упаковки и разматывая нитки и бечевки.

Самый большой интерес вызвал «Портрет моей жены», тот самый, с бараньими котлетами на плече. На следующее утро ведущие утренние издания подробно пересказывали новость о приезде странного художника и говорили о нарисованных котлетах на плече его нарисованной супруги. Эксцентричность сюрреалиста Дали пришлась Нью-Йорку по душе.

После первой же выставки двенадцать картин Дали остались в Америке – они были куплены за очень приличные деньги – пять тысяч долларов, что для супругов являлось настоящим богатством. Еще Сальвадор прочитал (он произносил, а кто-то переводил) пять лекций, поразив публику заявлением, что и сам не может объяснить смысл своих полотен – рисует просто образы, которые рождаются и умирают:

– Самое трудное – уловить эти образы, прежде чем они исчезнут.

И на десерт Дали устроили «Сновидческий бал» – костюмированное сумасшествие.

Вдохновительницей этого сумасшествия была госпожа Кросби, восхитившая Дали своей экстравагантностью. Он заявил Гале:

– Настоящая сюрреалистка!

Сама Кросби потом утверждала, что на счастье Нью-Йорка в их с Дали распоряжении оказалось всего двадцать четыре часа. Будь хоть на час больше, неизвестно, выдержал бы Нью-Йорк это безумство или нет.

Оно начиналось швейцаром, сидевшим с венком на голове в кресле-качалке перед входом вместо того, чтобы открывать дверь, глыбой льда, перевязанной ленточкой у самого входа, и чучелом коровы в свадебном наряде с патефоном в животе, из которого доносились фривольные французские песенки. Продолжалось нелепыми нарядами официантов и особенно самих Галы и Сальвадора, наряженного как труп с забинтованной головой.

Теперь Америка не сомневалась, что главный сюрреалист – Сальвадор Дали.

На обратном пути Сальвадор уже не боялся упасть за борт или потерять свои картины.

Началось стремительное восхождение к славе и богатству, нет, надо говорить не так, а вот как: началось стремительное восхождение Галы и Сальвадора к славе Дали. И богатству, конечно, они не разделимы, если известность не среди узкого круга нищих соратников, а мировая.

Но в их жизнь и жизнь остальных европейцев вмешалась политика. Начались игры, которые вскоре привели к мировой войне.

В Испании все же началась настоящая гражданская война. Это были не забастовки людей, ненавидевших богатство и богатых людей, а безжалостное истребление всех всеми.

Кадакес тоже пострадал, как и Фигерас, и Порт-Льигат. От любовно создаваемого гнездышка в Порт-Льигате остались одни стены, сплошь исписанные теми, кто захватывал власть в окрестностях.

Отец и мачеха Сальвадора не пострадали, а вот Ане Марии досталось, она была арестована, брошена в тюрьму в Барселоне и там подвергнута пыткам. Это сказалось на ее психике, которая и без того не была устойчивой. В своих бедах, своем аресте она обвинила… Галу, которая в то время находилась далеко-далеко от Кадакеса.

Гала делала все, чтобы удержать Сальвадора подальше от Испании, но тот и сам не рвался в опасные места.

А опасной стала вся Европа, ее стремительно затягивало в пучину новой войны, куда более жестокой, чем та, которую прошел Поль Грендель. В отличие от Поля Сальвадор не рвался на фронт и вовсе не намеревался держать в руках оружие вместо кисти. Он художник, а не вояка, его место перед мольбертом.

Еще во время второго посещения Америки, когда все картины Дали были распроданы за первые полчаса после открытия выставки и деньги действительно потекли рекой, у Сальвадора и Галы появилась мысль перебраться в Америку хотя бы на несколько лет, пока в Испании все не успокоится, и в Порт-Льигат не вернется спокойная и безопасная жизнь.

– Когда-нибудь это сумасшествие закончится? – риторически вопрошал Дали.

Особенно тяжело стало после известия о расстреле Лорки. Сальвадор давно не встречался со старинным другом, но весть о его гибели воспринял как настоящую трагедию.

Когда война все же началась, было решено перебираться в Америку немедленно.

Придумать просто – претворить в жизнь очень трудно.

Франция уже вступила в войну и проигрывала стремительно. Париж обстреливали, банки закрыты, счета заблокированы. Путь в Америку возможен только через Португалию. Сальвадору, боявшемуся самостоятельно сделать и шаг, пришлось получать португальскую визу в Мадриде, после чего пробираться в Лиссабон самому.