— Только не со мной. Урод никому не нужен. Я хочу, чтобы вы знали, что я «сочетание плохой наследственности и скверного поведения», — процитировал он.
— Гарри, — угрожающе спросил Снейп, — что я говорил насчёт того, чтобы называть себя именно этим словом?
— Не называть, — Гарри поморщился, вспомнив. — Извините.
— Я и впрямь вымою тебе рот, когда мы здесь закончим.
Гарри облизнул губы, затем снова повернулся лицом к Снейпу.
— Пожалуйста, не надо.
— Нет? — Наконец-то прозвучала просьба. — А почему нет? И «потому что это не твоё дело» — не самый лучший ответ.
Гарри закусил губу и задумался.
— Потому что моё отравление считается вредом? — попытался он.
— Хорошая попытка, — Снейп практически рассмеялся. — Как ни отвратительно это зелье на вкус, это не яд. Попробуй ещё.
— Потому что «урод» — это ругательство?
— Я этого не говорил. Я просто запретил тебе так себя называть. Ещё.
Не в силах придумать лучшей причины, Гарри попробовал ещё один весьма маловероятный вариант.
— Потому что я не хочу, чтобы вы это делали?
— Это сработало бы, если бы я не считал необходимым донести до тебя свою точку зрения.
— Так что, в этом запрете не было необходимости? — в отчаянии спросил Гарри.
— Пожалуй, — признал Северус. — Но тебе придётся доказать, что ты это понял.
— Я… я больше не буду так говорить.
— Это только начало. Почему?
— Потому что вы этого не хотите?
— Речь не обо мне, — возразил Северус.
Гарри разочарованно вздохнул.
— Потому что… Это неправда?
— Уже лучше. Что неправда?
— Я… не урод?
— Ты спрашиваешь или утверждаешь?
— Утверждаю, сэр.
— Хорошо. Тогда скажи это.
— Я не урод.
— Очень хорошо.
Гарри услышал в его голосе одобрение и почувствовал странное воодушевление, хотя всё ещё не мог этого понять.
— Справедливости ради я также возражаю против намёка на то, что у тебя «плохая наследственность».
— Что вы хотите сказать?
— Я знал твою мать, Гарри. Она была…
— Я не хочу об этом слышать! — перебил его Гарри.
— Гарри, мы уже проходили через это…
— Отлично. Мои родители были замечательными людьми, они умерли, чтобы сохранить мне жизнь, я очень благодарен. Мы закончили?
Северус вздохнул.
— Вежливее, Гарри.
Гарри стиснул зубы.
— Мы… можем… пожалуйста… оставить это?
— Хорошо, давай пока оставим.
— Пока?
— Да. В следующий раз попроси вежливо, будь добр.
— Также неверно, что ты никому не нужен.
— Ну, значит, вы плохо знаете Дурслей, — фыркнул Гарри.
Разве что тётя Петуния… Она, по крайней мере, кормила его и предупреждала, когда Вернон явится домой пьяным.
— Я говорю не о Дурслях, Гарри.
Тогда о ком… Он не хотел знать.
— Всё равно. Вы ошибаетесь. Урод я или нет, плохая у меня наследственность или нет, я отвратителен. Люди хотят красивых, счастливых детей, а не…
— Тебя?
— Я рядом, Гарри.
— Да, вот чего я никак не могу понять.
— Как я уже сказал, есть люди, которым нравится быть рядом с ребёнком и не желать причинять ему боль.
— Да, есть заботливые, любящие люди, которые хотят красивых, счастливых детей. Никто из нас не подходит под эту модель. Вы же не можете сказать, что вам нравится, когда я рядом.
Северус встретился взглядом с Гарри, несмотря на собственное смущение.
— Когда ты не кричишь на меня — да, именно это я и хочу сказать.
И это в самом деле так. Конечно, с мальчиком было нелегко ладить, но он был умным, жизнерадостным и смелым и даже иногда заставлял Северуса улыбаться.
Он почти улыбнулся, вспомнив, что когда-то думал о вспыльчивом поведении мальчишки. Это «кураж» или «гриффиндорская храбрость»… только мальчик — слизеринец… очень гриффиндорский слизеринец. В кои-то веки это не вызвало отрицания.