— Ты мог бы избежать этого, знаешь ли. Даже если мистер Уизли затеял эту драку, ты мог просто уйти, а не нападать в ответ. А теперь посмотри на себя — весь избитый, явился ко мне за исцелением. А потом говоришь, что не хочешь пользоваться бальзамом! Как будто я позволю тебе бегать с такими синяками на лице, даже если бы ты получил их сам. Как ты мог подумать, что у тебя их не заметят, а? И не говори мне, что ты планировал использовать эти свои чары. Профессор Снейп такого не потерпит, и я тоже. У тебя и так достаточно неприятностей, чтобы скрывать травмы. Кстати, мистер Уизли наверняка предпочёл бы не уезжать в Нору на выходные, а принять наказание от профессора. Если ты думаешь, что профессор Снейп строг, то тебе бы встретиться с разгневанной миссис Уизли.
Наконец она закончила, убрала бальзам и снова повернулась к Гарри.
— А теперь не создавай профессору никаких хлопот, слышишь? — её голос стал строже. — Он имеет полное право сердиться на тебя. О чём ты думаешь, постоянно избивая своих друзей? Понимаешь, что только вчера ты приходил за бальзамом от синяков для мистера Забини? А теперь ты ударил мистера Уизли. Ты продолжаешь ссориться с ними, и они скоро перестанут быть друзьями.
Он понимал, что это ребячество, но всё равно вспомнил стишок:
К этому он добавил свою собственную интерпретацию:
Однако Гарри начал понимать, что его мантры больше не выдерживают критики. То, что сработало с тётей Петунией или даже Синистрой, которая, казалось бы, плохо о нём думала, что бы он ни делал, не выгорело с мадам Помфри или профессором Макгонагалл. «Простые» слова начинали причинять боль, и ни одна его защита, казалось, больше не работала. Было трудно вынести, когда мадам Помфри ругала его сразу после того, как это сделала Макгонагалл, а Снейп был в такой ярости… Гарри со стыдом отвёл взгляд от отчитывающей его женщины.
— Посмотри на меня, пожалуйста.
Расстроенный, Гарри упрямо отвернулся ещё больше.
— Гарри…
Гарри испуганно поднял глаза, услышав своё имя. Мадам Помфри редко использовала его, когда сердилась.
— Почему ты продолжаешь драться? Дважды за два дня! Что такого могли сказать твои друзья, чтобы тебе захотелось их ударить?
Гарри только пожал плечами, не желая продолжать эту тему, особенно когда ему этим вечером предстоял разговор с профессором Снейпом.
Наконец мадам Помфри отпустила его, и Гарри отправился обедать. Он уже сел за стол, когда вспомнил о записке, которую Хедвиг принесла ему этим утром, и вытащил её из кармана своей мантии. Это избавило его от прежней неуверенности, заменив её тревогой другого рода.
***
Гарри пришёл в кабинет Снейпа ровно в семь и постучал, не давая себе времени занервничать. Снейп пригласил войти, что Гарри и сделал и встал перед столом профессора в раздражающе знакомой позе.
Были времена, когда на него кричали, и он чувствовал себя ужасно, но тогда он понимал, что на самом деле поступил неправильно, например, когда обидел Калли или ударил Блейза. Иногда Макгонагалл могла заставить его чувствовать себя виноватым, даже когда он и не думал, что сделал что-то не так — просто потому, что ему не нравилось, когда она сердилась на него. На этот раз, однако, он не слишком расстроился.
Гарри обдумал это прошлой ночью и решил, что это другой вид неприятностей, который не беспокоил его так сильно. Он не особенно возражал, когда на него ругались из-за того, что он назвался уродом или «подвергал себя опасности», потому что, что бы там ни говорил Снейп, кого волновало, что он сказал или сделал сам с собой? Гарри не хотел ощущать свою вину. И не хотел чувствовать себя плохо, когда нарочно попадал в неприятности, например, подстраивая розыгрыши или наплевав на разозлившегося взрослого, как в случае с Синистрой. Почему его это должно волновать? Это было что-то вроде — почему он должен чувствовать себя плохо, когда Рон набросился первым? С Блейзом он ощущал себя не в своей тарелке только потому, что тот не ударил в ответ. А Рон был так же зол, как и Гарри, и бил так же сильно.