Жизнь, продиктованная Говорящей Шляпой (СИ)

«Откуда оно здесь? — задумался Гарри. — Ведь любой может украсть». Впрочем, оно слишком большое и тяжёлое, но выглядит действительно дорогим. Красивая, золотая рама с вырезанной на ней странной надписью… Гарри прочитал её вслух, но для него это вообще ничего не значило: Еиналеж еечяр огеома сеш авон оциле шавеню авыза копяЯ показываю не ваше лицо, но ваше самое горячее желание.. Подойдя ближе, он посмотрел в зеркало и судорожно обернулся, присев на корточки и защищая руками лицо.

— Простите, простите, я не заметил вас…

Но, подняв глаза, Гарри никого не увидел. С колотящимся сердцем он снова повернулся к зеркалу. И снова там были Вернон и Петуния, улыбающиеся ему так, как будто он был их гордостью и радостью. Но они были не единственными. Прямо за отражением Гарри в зеркале стояли женщина, в которой мальчик сразу узнал свою мать, и мужчина, очень похожий на него.

«Джеймс, — сообразил Гарри. — Это, должно быть, Джеймс».

Он так долго избегал смотреть на фотографии, которые дал ему Снейп, а отец — вот он. У Гарри перехватило дыхание, когда он посмотрел на них. Джеймс, выглядящий таким же довольным и гордым, как и Дурсли. Мать улыбалась точно так же, как на фотографиях, где Гарри был младенцем, — как будто он был всем её миром.

И последнее, но не менее важное: Снейп, бросивший на него взгляд, который Гарри видел раньше — согревающий и предупреждающий одновременно, как будто профессора забавляло то, что делал Гарри, но он старался этого не показывать.

— В-вы мой учитель, — тихо сказал Снейпу Гарри, потом посмотрел на родителей. — Вы умерли, — продолжил он окрепшим голосом. — А вы, — взглянул он на обоих Дурслей, так доброжелательно улыбавшихся ему, — вы ненавидите меня. Я знаю, что вы меня ненавидите.

Но они были там, все они, и улыбались ему, как будто считали его своим, как будто он был частью их жизни — частью, которая им нравилась. На мгновение Гарри уставился на них в изумлении, охваченный эмоциями от того, что увидел перед собой всё, чего он когда-либо хотел. Джеймс и Снейп обнимали его за плечи защитным и даже почти собственническим жестом, словно он был чем-то ужасно важным для них, чем-то, что ни один из них никогда не отпустит.

«И это полная чушь. Абсолютная, жалкая чушь, которая никогда не сбудется».

Блядь! Не самый подходящий момент, чтобы показать ему такое. Что это за жестокое место?

— Ты что, не понимаешь? — крикнул он зеркалу. — Я сирота. Я бездомный. Я никому, блядь, не нужен! И я справляюсь с этим. Я сделаю всё, что смогу, чтобы избавиться от этих глупых, бесполезных, жалких мечтаний, и мне не нужно какое-то грёбаное зеркало, чтобы воскресить их снова!

Он умолк, переводя дыхание, просто уставившись в зеркало, и снова обнаружил, что смотрит на Джеймса, и на Снейпа, и на свою мать, и на Дурслей, ища и находя в их глазах то, чего он хотел больше всего.

— Нет! Всё это, блядь, неправда! Отвалите вы все! — Без раздумий Гарри ударил кулаком по зеркалу, одновременно чувствуя знакомый слепящий прилив в груди. В голове мелькнула единственная паническая мысль — О, чёрт! — и он рухнул на пол, когда зеркало с треском лопнуло. Гарри накрыло градом крошечных стеклянных осколков. Дождавшись, когда звон стекла, падающего на камень, прекратится, Гарри наконец открыл глаза и с облегчением вздохнул: очевидно, инстинкт, заставивший его пригнуться, также послал магию, чтобы защитить тело, потому что, хотя пол вокруг был усыпан стеклянной крошкой, Гарри остался невредим.

«Я разбил его, — думал он, сидя на полу и тяжело дыша, — я только что разбил крутое сверхдорогое волшебное зеркало».

И только по чистой случайности его при этом не убило. Вот чёрт! Медленно поднявшись, Гарри выпрямился и с недоверием уставился на изогнутую и искорёженную раму, которая когда-то была прекрасным — жестоким — зеркалом. Тихий звук сзади заставил его быстро обернуться.

— Впечатляет, — сказал директор Дамблдор со своего места в углу комнаты.

Гарри попятился с округлившимися глазами.

— Я н-не хотел, — пробормотал он. — Правда, не хотел.

К своему стыду, он почувствовал, как у него перехватило дыхание, и с трудом сдержал слёзы, которые отчаянно рвались наружу.

— Неужели? — небрежно спросил директор. — Тогда с какой целью ты по нему стукнул?

Тон директора был мягким, но Гарри вздёрнул подбородок и заговорил агрессивно, даже когда услышал, как дрожит его собственный голос:

— Хорошо, я сделал это нарочно. В любом случае, чертовски глупо держать в школе такую штуку.

— А почему ты так говоришь? — спросил директор, не выказав, к удивлению Гарри, никаких признаков гнева, а просто стоя там, где был — в углу комнаты.

— Потому что это зло, — отрезал мальчик.

Директор выглядел слегка озадаченным, но Гарри понимал, что он нарочно напустил на себя такое выражение, и не расслаблялся.