«Жизнь происходит от слова…»

Но есть и положительная черта у этой позиции. Со стороны лучше видно, проверка наработанного предшественниками всегда полезна. И верно: основные результаты новой исторической фонетики заключаются в пересмотре существенных фактов и в проверке исходных данных. Этим занимаются и старшее (А. А. Зализняк), и среднее (В. М. Живов), и молодое поколение (В. Б. Крысько и др.) московских лингвистов, настойчиво указывая нам, какие именно ошибки совершили их предшественники, описывавшие обширные рукописные материалы, их объясняя. Когда читаешь такие суждения, и особенно если знаешь, о чем речь, возникает щемящее чувство тоски и горечи. Критики со всем апломбом обличают, но свои объяснения (как правильно) строят все же на открытиях и гипотезах своих оппонентов из прошлого – правда, в этом случае уже не указывая первоисточников. Это обидно и, с точки зрения старинной этики, не столь уж невинно. Неявным образом оказывается, что вся мудрость критиков почерпнута из того же источника с живой водой, на поверхности которой плавали те самые соринки, что своим присутствием только оттеняют сладость влаги и прозрачную глубину источника. Этот упрек особенно касается молодого и талантливого В. Б. Крысько, который глубже многих других входит в суть проблемы и ищет закономерности развития языка, а не изучает сконструированные им самим типологические схемы (как, например, А. А. Зализняк о распределении о и w в древнерусских текстах, о палатализациях, или как В. М. Живов в его толкованиях полногласия или редуцированных). По-видимому, некоторые напоминания из истории науки окажутся полезными в перспективе общей оценки новых разработок исторической фонетики. История науки помогает понять условия, в которых наука развивалась, вплоть до мелочей. В частности, фонологам 60-х годов не удавалось печатать обширных работ (почему-то не хватало бумаги), а уж выступить с критической статьей против московского авторитета было совершенно невозможно: на посланные в редакции статьи попросту не отвечали. Мои сверстники могут вспомнить множество подобных случаев. Сейчас другое дело, сейчас мы можем обсуждать все такие вопросы вполне открыто, и поскольку речь зашла о различных степенях достоверности на эмпирическом уровне: материал – данные – факты, – то и ограничимся здесь рассмотрением классических работ двух ведущих исследователей тех самых 60-х, ученых, вместе с другими подготовивших расцвет исторической фонетики русского языка как полноценной и точной науки. Именно их особенно много – и несправедливо – критиковали за формальные опущения, замалчивая содержательный смысл их действительных достижений. Привожу эти примеры в юбилейные для их авторов годы, прекрасно сознавая, что всей полноты научной деятельности этих ученых в кратком очерке не охватить. Сначала я приведу выдержки из своих рецензий, написанных в свое время, но не принятых в периодических изданиях тогда, а затем поясню, почему так случилось.

* * *

В 1985 году вышла книга венгерского слависта И. Х. Тота «Русская редакция древнеболгарского языка в конце XI – начале XII вв.» По заказу московских редакций она была раскритикована, главным образом, за то, что термин старославянский язык автор вынужден был заменить на термин древнеболгарский язык. Поскольку в содержательном плане книга подводила итоги многолетних трудов И. Х. Тота в изучении и издании древнейших памятников, написанных в Древней Руси и сохранившихся лишь в отрывках, необходимо было показать самый смысл такого рода работы.

Работа И. Х. Тота энциклопедична в отношении к предмету. В наше время мы не знаем других столь же обстоятельных, до педантичности тщательно исполненных описаний мельчайших особенностей исследованных источников, во всем богатстве сведений о графике, орфографии, палеографии, грамматике, даже художественных особенностей исполнения рукописей. Перед нами – продолжение традиции классических исследований, давно уже утраченной нами. Системность в изучении такого источника, как средневековая рукопись, в принципе опирается на всесторонность и полноту описания наличного материала – иначе невозможно реконструировать фонетические, фонематические, морфологические системы, за ним сокрытые. Но перед нами – строгий архивист с ориентацией на конечные, глубинные закономерности исторического развития древнеславянской (в широком смысле!) письменности, и в целом ему должно быть безразлично, как эту его реконструкцию назовут впоследствии.