«Жизнь происходит от слова…»

История имеет дело с единичным и случайным, а только «реалист» этим интересуется наравне с общим и закономерным, являющимся основным предметом интересов «номиналиста». «Реалисту» необходимо восходить от частного к общему, но от индивида, т. е. частного факта, к общему восходить невозможно, поскольку индивид и вид представляют все-таки различные уровни познания; номиналист проходит мимо этой проблемы, совершая логическую ошибку: он извлекает отвлеченные виды (species) из конкретных индивидов и тем самым историю сводит к типологии, развитие – к схеме, диахронию – к синхронии, язык – к логике и т. д. Между тем всякое конкретное познание исторично. Диалектическая сложность познания нового заключается не в восхождении от частного к общему (от фактов речи к системе языка, например), как полагает номиналист, но одновременно и от общего к частному, чего как раз и добивается реалист. Отсюда, между прочим, и различное понимание системы (языка и всякой вообще системы). «Реалист» идет от целого к компонентам системы (чисто русское представление «системы» как «живого целого»), а номиналист – от дифференциальных признаков, с помощью которых наличный набор элементов организует систему (модель как система – заимствованная концепция в русской науке). Для «реалиста» общее прямо открывается в сходстве единичных вещей, что и предстает как реальность (родов и видов); не рассудочно-логический, но в известных пределах интуитивно-озаряющий путь откровения, но не открытия – вот философская установка «петербургского реалиста» в филологии, в той мере, как она была сформулирована в трудах университетских философов в начале XX века (С. Аскольдов, Н. Лосский, С. Франк и др. – это особая тема).

Таким образом, философской основой петербургской науки стали принципы действительности (реальности) общего наряду с конкретным и кантовский принцип действия того и другого в виде сущности (= язык) и явления (= речь). На уровне языка «действительность действует в слове», которое выше, чем лексема, и шире, чем речь, – это логос в том смысле термина, который всегда почитался «реалистом» и ныне предстает как основная единица национальной ментальности.

Сказанным определяется и возможный выход из создавшейся ситуации. Выход – в синтезе знания о реальном предмете, в обращении к творческому потенциалу исследовательской интуиции, которая способна разрушить круг логических тождеств, собранных поколениями ученых, и привести к созданию новых методов, в обновлении языка науки, способного адекватно описать сущностные признаки открываемого объекта.

В частности, противоречия между Петербургской и Московской школами в их взглядах на объект снимаются при диалектическом подходе к нему. Изменилось и изменяется понятие о системе языка и ее основных единиц и признаков – от системности текста к системности парадигм, категорий, стилей и, наконец, различительных признаков. В исследовательском процессе происходит усиление категоризации языка, укрупнение семантических уровней, т. е. «гиперонимизация» самого объекта; изменяется само понятие «парадигма» – от текста как синтагматического «образца» к семантически организованной парадигме; преобразуются стилистические классы слов и форм при одновременном обогащении стилистических ресурсов языка (сегодня выделяют в качестве самостоятельных по крайней мере пять функциональных стилей русского языка – при двух в XV веке и при трех в XVIII веке); происходит перемаркировка нормативных вариантов при изменении отношения к дублетности/вариантности, синонимии/многозначности и т. п. В такой ситуации модель оказывается всего лишь рабочей структурой, помогающей исследовать реальность системы. Постичь диалектику объекта можно лишь в исторической перспективе развития языка, объяснить его – только на философском уровне, т. е. действительно на синхроническом основании, одинаково выходя за пределы самих языковых форм. Форма вариантна сама по себе, она не дает оснований для выявления сущностного инварианта, который эксплицируется только в сфере содержательного смысла, т. е. не в форме, а в содержании языкового знака. Оказывается, все расхождения между установками школ (число таких установок может быть большим, к ним можно по-разному относиться) находятся в дополнительном распределении по отношению как к объекту, так и к субъекту исследования. При наличии доброй воли их можно совместить в интересах науки.

Школа науки – в создании новых научных школ, свободных от ошибок прошлого и способных не только учить (как школа), но и учиться (как наука). Наметившийся уход в сторону схоластических передержек на почве устранения от возможных корректировок в деятельности научных школ должен быть преодолен. Будем стремиться к этому.

Возвращение на круги своя…