«Жизнь происходит от слова…»

В частности, парадоксальность современной ситуации в лингвистике заключается в том, что, постоянно говоря о языке, системе языка, о единицах и функциях языка, на самом деле мы изучаем не язык и его проявления, а фрагменты, элементы, под различным углом зрения вычленяя их из целостности живого объекта. Социолингвистика, психолингвистика, стилистика и многие другие аспекты общего предмета оказываются настолько разъединенными, что представителем собственно языкознания сегодня можно было бы признать только историка языка. Бесконечно опасно, исходя из конкретной техники исследования, сразу же делать заключение о теоретических основаниях новых областей филологического знания. И вот на этом-то «поле» расхождений возникают столь частые взаимные «разборки», уже не имеющие отношения ни к цели, ни к предмету изучения: научная школа дает себя знать – авторитет, приоритет, престиж, амбиции…

Именно такой этап в развитии научных школ мы и переживаем сегодня. Неизбежно впадение в софистику и эклектизм. Обозначим основные погрешности современной науки на примере все того же языкознания (ближайшим образом – русистики).

Вторичность предмета изучения, который скрывается за терминологическим туманом, становится следствием коренного свойства самой научной теории. Последовательное углубление в предмет изучения и последующее обоснование полученных результатов совместно требуют выработки терминов самого абстрактного значения, которые были бы способны отразить сущностные признаки и закономерности раскрытого в научном исследовании объекта. Семантически это всегда гиперонимы, с помощью которых и можно строить суждения аналитического характера («язык есть система…», «система есть структура…», «структура есть множество…» и т. п.) и которые по самому своему свойству тем самым становятся все более бессодержательными, ибо все вокруг суть системы (всякая система образует структуру, любая структура есть множество чего-либо и т. п.).

Подобные утверждения, основанные на терминологической базе своей науки, и создают «третий мир» ментальности Карла Поппера и других культурологов, ищущих объяснения происходящему «отвердению теории» во вторичном сырье науки, в терминологических отвалах современной культуры. Достигая вершин абстрактности в утверждении родовых терминов, научные школы, соревнуясь друг с другом в терминотворчестве, в конце концов прибегают к использованию иностранных слов (например, «растительность» – это «флора», «животный мир» – это «фауна»…), за которыми уже полностью исчезает всякая связь научного представления об объекте с реальным предметом (исчезает «внутренняя форма» в слове родного языка, точнее, она стала ненужной в научных номинациях), и возможность возвращения в мир реальностей исчезает окончательно.

Другой признак современной науки еще печальнее, поскольку приводит не к устранению предмета изучения, но уже к дроблению познанного в исследовании объекта. Суть исследовательской процедуры сводится к использованию одного-единственного классификационного принципа в исчислении и представлении объектов: двоично-привативного, с помощью которого легче всего выявить различительные (представляемые как сущностные) признаки попарно разведенных объектов. Между тем реальный мир охвачен самыми разнообразными связями и отношениями, далеко превосходящими наши представления о трехмерном пространстве бытия. В частности, при изучении средневекового языка, культуры, искусства тернарный градуальный ряд оказывается более репрезентативным, чем бинарный привативный.

Из этой слабости современной науки вытекает третье свойство научной школы в современных условиях: конкурируя, научные школы пустились на поиски наиболее точных и доказательных способов истолкования уже известных научных истин. Устремленность к рассудочному рацио устраняет творческие потенции логоса, единственно способные не только пояснить и истолковать найденное, но также открыть и обозначить неведомое. В полной мере свершилось пророческое указание русских философов начала века: в поисках абсолютной истины наука изменила мудрости, предпочтя рассудок.

Ясно происхождение и четвертого свойства современных научных школ. Передача знания кажется делом более важным, чем процесс познания нового, информация – существеннее постижения, т. е. формирования нетривиального знания. Отражая уровень современной культуры и ее репродуктивные возможности, научное сообщество соглашается с утверждением, что коммуникативный аспект отношений между науками и научными школами ценнее их совместных творческих поисков. Новое не открывается. Толкуется и передается известное. Школа снова, на ином витке развития, превращается в схоластическую схолу.