«Жизнь происходит от слова…»

В русском языке, в его реальности, в системе, а не в норме, семантика определения передается, с одной стороны, смыслом производящего слова, с другой же – контекстом самого широкого плана. Контекстом не в смысле «текстовой формулы», но гораздо шире, можно сказать – контекстом самой жизни. Такова типично русская форма создания новых определений, с помощью которых мысль легко связывает идею о вещи с самой этой вещью, мысль связывает с жизнью. Это можно показать на истории сложных слов, которые некогда и сами по себе представляли двусловную формулу в духе описанных здесь современных «согласованных словосочетаний».

Обыденный – однодневный (созданный в один день);

обыдённый – обиходный (повседневный, привычный);

обыденный – ординарный (обычный, заурядный).

Когда граф Витте в своих мемуарах пишет: «Это довольно обыденный прием – бросить какую-нибудь мысль в оборот», – можно лишь догадываться, второе или третье значение имеет у него наше слово. То же в текстах того времени, например, у Н. В. Шелгунова: «И в деревне, и в городе обыденная путаница, создающая всякие недоразумения» – «Бытовым фактам из обыденной, или так называемой общественной жизни…» За полвека до того В. И. Даль все формы данного слова одинаково понимал как “однодневный”, и только мемуаристы середины XIX века осуществили метонимический перенос ко второму значению (у К. Д. Кавелина это слово – синоним к словам повседневный, ежедневный), тогда как метафорический перенос к третьему значению – явление еще более позднее. Изменением внешней формы – ударением или произнесением подударного гласного – такой перенос материализуется, а сколько подобных смещений смысла осталось неизвестным, потому что они не сохранились в измененной словесной форме.

Аналогично происходило преобразование следующего ряда, в котором заменялось имя:

Своенравный – выделяется признак самой личной воли.

Своеобычный – выделяется признак воли в границах коллективной (всеобщей) свободы.

Своеобразный – выделяется косвенный признак воли как форма ее проявления.

В «Толковом словаре» Даля говорится: «Свой обычай, самостоятельный нрав; желание делать все по-своему, на свой лад, и требованье, чтобы другие подчинялись этому порядку. Своеобычие меньшая степень, и не есть еще порок; иногда оно относится только к привычкам, обыку или общему обычаю народа; своенравие близко упрямству, упорству. Своенравные требования или своеобычные затеи». «Своеобразный вид чего, особенный, отличительный, оригинальный, не подражательный. Своеобразный человек – самостоятельный, не идущий слепо по следам других. Своеобразный дух народа».

В этих комментариях содержится вся история слов, отражающих движение культурной жизни. Примеры приведены затем, чтобы читатель еще раз убедился, что просторное и вольное движение системы народного языка само по себе создает возможности для совершенствования и языка, и мысли. Важно не мешать этому естественному процессу, не сопрягать в своей речи разные уровни и разные стихии речи. Не впадать в грех своенравного, оставаясь на грани своеобразного.

Синтаксис превербов как формула новой ментальности

Обилие новых словесных образований, выработанных по известным моделям, поражает нас даже «на слух», но особенно выразительно представлено в словарях новых слов. Тут, как говорится, только руками развести: действительно, «много всякого разного» – и тенденция видна вполне отчетливо.

Особенностью современного словотворчества является усиление роли слов на сдвоенных корнях; лексическое пространство русского языка заполнено до предела, начинается, собственно говоря, «синтаксический» этап освоения этого пространства. Агглютинирующие превербы призваны возвести семантическое содержание слова до уровня супер-гипер-онима. Если, скажем, сверхскоростной уже и по смыслу есть предел возможной скорости, то суперскоростной должен подавить его предельностью своего качества. Агглютинативное усилие слабеющей мысли прибегает к шедеврам типа лжеквазипсевдодемократ, т. е., по смыслу сочленений, трижды не демократ.