Жизнь против смерти

— Руженка, — начала она ласково, взяв дочь за руку. — Да ведь это я. Я все же тебе мать, а ты мне дочка. Я тебе добра желаю, поверь. Да что ты глядишь, как чужая?.. Не гуляй ты с дамп. Не гуляй! — Анна перешла на шепот. — Сама знаешь, с кем. Брось это, послушайся матери, ведь ты чешка. Ведь они…

Ружена вырвала руку.

— Позвольте… Я сама себе хозяйка и могу встречаться с теми, кто мне импонирует. Не вмешивайтесь в мою приватную жизнь, мамаша. Жалко, Густава нет дома, он бы вас отчитал!

Они стояли друг против друга, старуха и молодая дама, изящно одетая хозяйка бубенечского особняка и жижковская привратница в ситцевом платье. Анна Урбанова выпрямилась.

— Так это правда, — в упор спросила она дочь дрожащим голосом, — что вы оба перекинулись к немцам? У вас немецкие карточки? Вчера встречаю Барборку, что служит у Гамзы, и она мне выкладывает это. Я ей чуть глаза не выцарапала.

Ро вдруг рассмеялась.

— Невозможная вы, мамаша! Нет, нет, не спорьте, вы же ничего не понимаете. Получили вы вчера муку и сахар? Надеюсь, шофер не украл? Получили, ну вот, видите! А где, вы думаете, я достала эти продукты? Не по чешским же нищенским карточкам! Что я, сумасшедшая! Стану отказываться от всего, — и вы тоже… Не дурите, мама, скажите лучше, что вам надо, и…

— И проваливайте, верно? — резко докончила мать.

Быстрым движением она выхватила из кошелки два кулька и швырнула их на пол. Из одного посыпалась мука, другой захрустел, упав на паркет.

— Жратвой ты меня не купишь! — вне себя крикнула Анна. — Жратва и тряпки — не все, это уж я поняла при немцах! Если хочешь знать, я затем и пришла, чтобы бросить тебе вот это. На, возьми, жри сама, лопни от обжорства. А я лучше с голоду сдохну, но ты меня тут не увидишь!

Взволнованная, она искала свою кошелку.

Ро с подчеркнутым хладнокровием нагнулась за кульками и убрала их в шкаф.

— Я еще вам пригожусь, когда после войны Гитлер будет выселять чехов в Сибирь, — проронила она.

Анна Урбанова остановилась и подбоченилась.

— Что ж, там я где-нибудь встречу Ондржичка, — бросила она в лицо дочери. — Хорошо он сделал, что уехал отсюда. Знай же, что я с ним заодно! Русские победят, об этом все говорят в один голос. А ты меня еще вспомнишь, да поздно будет!

Ружена улыбнулась с коварной приветливостью, показав все свои зубы.

— Погодите-ка, мамаша, а что, если я где-нибудь расскажу все, что вы тут сейчас наговорили?

Анна Урбанова остановилась, словно ее ударили ножом в спину. Но она не испугалась, а только тяжело вздохнула.

— Беги, беги, доноси на меня, гестаповка! Я потеряла дочь, хуже мне уж не будет.

Она схватила кошелку и хлопнула дверью.

Ро была очень нервирована. Она вызвала по телефону горничную снизу, чтобы та пришла с совком и метелкой — убрать с паркета просыпавшуюся муку и сахар.

Горничная недавно поступила в дом и еще плохо знала хозяев. Собирая с полу мусор, она подняла к Ро заплаканные глаза и спросила:

— Простите, пани, что я вас беспокою: не помните вы, как называется эта деревня? Литице или Лидице?

Ро заткнула уши обеими руками.

— Идите вы все к черту! — крикнула она и выскочила из комнаты.

СТАЛИНГРАД В ПРАГЕ

Митин класс читал на уроках немецкого языка журнал «Wir lernen deutsch»[65]. Представьте себе, что это гнусное изданьице поместило статью, в которой прославлялась река Волга. Нацисты расхваливали Волгу необычайно. Дескать, это самая большая, самая длинная, самая рыбная европейская река, на ее берегах издавна жили немцы Поволжья; Волга — это древний путь из Восточной Европы в Азию (в таких статейках всегда пишут о древних торговых путях!), и новая Европа будет счастлива, когда победоносные войска фюрера займут осажденный Сталинград — что является вопросом лишь нескольких дней, если не часов, — когда они достигнут берегов Каспийского моря и гордо водрузят на них непобедимое, украшенное свастикой знамя Германии. Третья империя усовершенствует сеть каналов, соединяющих восточноевропейские реки, и наши соотечественники повезут по Волге нефть и лес, осетров и зерно, — словом, урожай и богатства этой плодородной страны, с благословения не только немецкого, но и русского населения, которое любовно величает эту реку «M"utterlein Wolga»[66].