Жизнь пугала

Впервые за свою недолгую жизнь он чего-то ждал. Почти как если бы был живым человеком. Солнце невыносимо медленно клонилось к закату, а небо постепенно начинали устилать пока еще белые, но уже тяжелеющие облака. В сумерках, когда последние, почуявшие ненастье пташки попрятались в ветвях деревьев, а теплый, игривый ветер, вовсю носился по полю, тормоша огуречную ботву и развевая рваные полы шинели, в небе показалась огромная, черная, беременная дождем туча. Ночь наступила почти мгновенно – непроглядная, клубящаяся неестественно плотным мраком. Ветер, вконец разгорячившись, ломал ветви кустов, поднимал с дороги пыль, таскал за косы несчастную березку, яростно срывая с нее пышный наряд. Вдали ослепительными нитями уже вытанцовывали молнии. Крохотными редкими каплями долетал, готовый обрушиться в любой момент ливень.

Когда мгла сделалась непроглядной, так, что даже нельзя было увидеть соседку-березку, а молнии озаряли поле страшным фосфорическим светом, когда гром так нещадно сотрясал землю, что сидевшая в шалаше собака сторожа сходила с ума от ужаса, «Когда?» – вопрошал он…

Пылающий янтарный шар, рожденный одной из молний, поплыл над землей, ощетинясь сотней острых, злых лучей. Медленно и напряженно, словно сдерживая невыносимое желание напасть, шар подобрался к нему, зависнув в нескольких метрах от его «головы».

Казалось, шар пытался ему что-то передать. Он потянулся к шару и почувствовал, что все его невидимое существо уходит внутрь этой горящей сферы, повинуясь непреодолимому притяжению. Переливающаяся плазма овладевала им. Шар становился чем-то наподобие круглого окна, через которое он погружался в иной, неизвестный и в то же время пугающе близкий мир.

Перед ним простиралось уже не окутанное тьмой огуречное поле, а город. Великолепный, светло-бежевый, залитый солнечным светом город, со строгими прямыми улицами и пышно-зелеными бульварами, над которыми вздымались шпили и купола величественных соборов.

Он ехал в коляске мотоцикла, за рулем которого сидел его ординарец по кличке Рыжий, чье до сих пор не повзрослевшее лицо щедро усыпали веснушки. Он видел свой превосходный голубовато-серый лейтенантский мундир, его рука в черной кожаной перчатке с достоинством приветствовала обступавшую улицу толпу французов (пусть даже это были жалкие предатели, которых собрали для кадров кинохроники). Женщины сдержанно улыбались, иные даже застенчиво махали ручонками. Мужчины, подавленные своим новым статусом, смотрели на него с хмурой завистью и почтением. Солнце заливало широкую улицу, превращая асфальт в подобие зеркала. Сверкали оконные стекла.

– Черт возьми, это похоже на сон! – крикнул он Рыжему сквозь рычание мотора.

– На что, господин лейтенант?

– На сон! Еще месяц назад все это невозможно было представить.

– Я с вами согласен!

Он закрыл глаза, подумав, что, может быть, это и есть слишком правдоподобное сновидение…

Ослепительный свет. Из возникшего хаоса разноцветных элементов соткалась новая картина.

Вечерело. Он брел по бульвару, слегка пошатываясь и беседуя с самим собой. Двери веселого ресторанчика давно остались позади, но в голове по прежнему голосила та длинноногая испанка. «Я тяжело ранен», – думал он. – «Но должен идти вперед… Иначе – смерть!» У тележки под навесом бедно-одетая девушка лет восемнадцати продавала жареные каштаны. Они встретились взглядами. Он продолжал идти дальше, что-то мурлыча себе под нос, но вдруг встал, как вкопанный, словно наткнувшись на невидимую преграду. Он повернулся, нерешительно переступил с ноги на ногу. Стоит ли оно того? Потом подошел к одному из вазонов и стал остервенело рвать цветы, чем неописуемо потряс сидевшую на лавке старуху. Стараясь держаться, как можно увереннее, он вернулся к девушке, козырнул и на сквернейшем французском начал говорить то, что нашептывал ему сидящий за плечами пьяный бес. Ох уж эти наивные глаза! Она хлопала ресницам, как мотылек крылышками. Через час они уже шли вместе по ночным улицам, мимо сияющих витрин и автомобильных огней. Его рука покоилась на ее талии и желала опуститься ниже, рот продолжал нести какой-то взор.

А спустя несколько дней он заявился к ней домой и без малейшего труда выставил за дверь ее «женишка», проведя с ним короткий, дружеский разговор. Тот убежал, даже не забрав вещи. Теперь им не мешало ничто…

Иллюзорный мир внезапно стал заволакиваться белым огнем, плавясь и сгорая подобно зажженной кинопленке. Чтобы не потерять связь с прошлым, он ринулся вперед, всеми силами держа то, что оставалось от ускользающей реальности. Он погружался все глубже и глубже. Только бы не упустить… Пылающее пространство вновь начало преображаться в окно. Напрягая все силы, он бросился к этому окну сквозь обволакивающую толщу слепящей плазмы и провалился в новое воспоминание.

Старый грузовик тащился по покрытой рытвинами, каменистой дороге, дребезжа своим изношенным нутром. По лобовому стеклу барабанил дождь.