Жизнь Пушкина

По указу Его Величества государя императора Александра Павловича и прочая, и прочая и прочая. Показатель сего, Ведомства государственной коллегии иностранных дел коллежский секретарь Александр Пушкин отправлен по надобности службы к главному попечителю колонистов южного края г. генерал-лейтенанту Инзову; посему для свободного проезда сей пашпорт из оной коллегии дан ему.

В Санкт-Петербурге майя 5-го дня

1820-го года

^[65]

Даже о «командировочных» позаботились: выдана была целая тысяча рублей. Вдобавок Пушкин, видимо, знал уже, что друзья договорились о будущем его на ближайшие месяцы: в письмах братьев Тургеневых и Карамзина о ссылке поэта мелькает слово «Крым». Туда собиралось семейство славного генерала Раевского, командовавшего 4-м корпусом 1-й армии с главной квартирой в Киеве. Младший сын генерала был другом Пушкина, оказавшим ему «услуги незабвенные» — мы до сих пор в подробностях не знаем какие, но в их числе была и поездка в Крым. Жившая тогда с матерью в Петербурге старшая дочь Раевского Екатерина Николаевна знала обо всех договоренностях — во всяком случае, она на другой день после отъезда поэта огорчалась, что приходится отсылать письмо к отцу почтой, «потому что мама забыла послать его с Пушкиным». Скорее всего, Пушкин даже посетил в Петербурге жену и дочерей генерала и договорился о встрече в Крыму. Дело в том, что генерал, вместе с младшим сыном и двумя младшими дочерьми Марией и Софьей, отправлялся в Крым из Киева с продолжительным заездом на кавказские минеральные воды для лечения (там ждал его старший сын Александр), а уж потом должен был соединиться с женой и двумя старшими дочерьми, Екатериной и Еленой, на южном, или полуденном, как всюду называет его Пушкин, берегу Крыма. Этот план полностью воплотился в жизнь, о чем можно узнать из первого документа 5-й главы — письма Пушкина к брату Льву Сергеевичу.

Вообще, надо сказать, что, начиная с южного путешествия, читатель приобретает несравненный первоисточник и ориентир в биографии поэта — его собственные, временами очень подробные и конкретные письма. На их фоне легче воспринимать автобиографический элемент в стихах и прозе. Хотя с этим последним, как уже говорилось, приходится обращаться с предельной осторожностью — как летопись душевной жизни Пушкина стихи его незаменимы, но если попытаться уловить в них вехи его, так сказать, житейской биографии, то вопросов возникает куда больше, чем будет дано прямых ответов. Все это не следует забывать и по отношению к предлагаемым документально-художественным монтажам.

Итак, в Екатеринослав Пушкин приехал через Киев, где обедал у Раевских, окончательно договорившись о «плане наступления» на доброго Инзова, который один только мог дать согласие на поездку «прикомандированного» к нему поэта. Все должно было решиться в личном разговоре Раевского с Инзовым. Пока что Пушкин один (17 или 18 мая) по почтовой дороге, проложенной вблизи Днепра, прибыл в Екатеринослав и вручил Инзову официальные документы — письмо статс-секретаря графа И. А. Каподистрии (гл. IV, № 37), извещение петербургского начальства о назначении Инзова полномочным наместником Бессарабии с резиденцией в Кишиневе, и — свою судьбу.

В ожидании Раевских Пушкин поселился на приднепровской окраине Мандрыковке в старенькой хатенке еврейского бедняка. Сохранились мемуарные свидетельства о Екатеринославе (теперь — Днепропетровск) того времени: «Екатеринослав тогда представлял… более вид какой-то голландской колонии, нежели губернского города. Одна главная улица тянулась на несколько верст, шириной шагов двести, так что изобиловала простором не только для садов и огородов, но даже и для пастбищ скота на улице, чем жители пользовались без малейшего стеснения». Потемкинский дворец, некогда прекрасный, стал уже разваливаться; начатый строительством храм, который должен был размерами и великолепием превзойти чуть ли не собор св. Петра в Риме, так и остался с одним фундаментом. Известный мемуарист Ф. Ф. Вигель, побывав в Екатеринославе, писал: «На вершине горы под именем площади находится пространное пустое поле, с трудом мог я разглядеть на нем нечто выходящее из земли: то были выведенные три или четыре сажени кирпичных стен собора. В расстоянии четверти версты оттуда находится Потемкинский дворец. Все это было без полов, без окон, без дверей и дождь капал сверху сквозь дырявую деревянную крышу». Инзов так отзывался об этом: «Екатеринослав город скромный. Хотя по развалинам прежнего величия и славы нехотя вспомнишь и скажешь: суета суетств! Вот следы затей человеческих!»