Жизнь Пушкина

Как мы знаем, на переводном — с младшего на старший курс — лицейском экзамене в январе 1815 г. Державин старческим взором разглядел и угасающим слухом расслышал своего преемника, «второго Державина», как он сказал. После экзамена был обед, где присутствовал и Сергей Львович. Министр заметил польщенному отцу Пушкина: «Я желал бы образовать вашего сына в прозе». На что Державин с жаром возразил: «Оставьте его поэтом». То же ощущение «оставить поэтом» возникало по отношению к Пушкину и у Жуковского, также считавшегося преемником Державина — пока не появился Пушкин. Жуковский, познакомившись с Пушкиным, писал Вяземскому: «Это надежда нашей словесности. Боюсь только, чтобы он, вообразив себя зрелым, не помешал себе созреть! Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастет. Ему надобно непременно учиться и учиться не так, как мы учились! Боюсь я за него этого убийственного Лицея — там учат дурно. Учение, худо предлагаемое, теряет прелесть для молодой, пылкой души, которой приятнее творить, нежели трудиться и собирать материал для солидного здания. Он истощит себя». Хотя Жуковский несправедлив к Лицею, он справедлив к Пушкину. Лицей — это необходимо подчеркнуть еще раз — необычайно много давший Пушкину, истощил себя для поэта чуть раньше окончания курса. Пушкин уходил в жизнь.

* * *

Способность и стремление вспоминать — одна из важных черт Пушкина-поэта, неразделимого с Пушкиным-человеком. В сущности, этой особенности Пушкина посвящен весь наш сборник. Но если спросить, где зародилась, где развилась, где напиталась соками поэзии, реальной жизни, истории эта страсть к сопоставлению прошлого, настоящего и будущего, — ответ окажется один: в Царском Селе. Как мы знаем, юноша Пушкин рвался из лицейского заточения на вольный путь жизни. Это друг его, тихий и меланхолический Дельвиг, сразу же после Лицея написал:

Не мило мне на новоселье,
Здесь все уныло, там — цвело.
Одно и есть мое веселье —
Увидеть Царское Село.

Пушкин, как видно из письма Вяземскому (№ 1), дождаться не мог, когда отворится тяжелая дверь кельи. Но уже в 1819 г. он сладким воспоминанием улетал в места, «где с первой юностью младенчество сливалось»; а позже — в 1825 г. создал великие стихи — гимн дружескому воспоминанию — «Роняет лес багряный свой убор…» (№ 14). И все последующие строфы к лицейским годовщинам — вплоть до последней, предсмертной (№ 21) — разве все это не воспоминание?

Лицейские воспоминания были светлыми и звали жить, любить и трудиться, не то что многие удары последующих лет, вызвавшие к жизни «Воспоминание» (1828).

Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
   Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
   Свой длинный развивает свиток;

И с отвращением читая жизнь мою,

   Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
   Но строк печальных не смываю.

И вскоре же, в 1829-м побывав на «месте своего воспитания» — в Лицее:

Я думал о тебе, предел благословенный,
   Воображал сии сады.

Воображал сей день счастливый,

Когда средь вас возник Лицей,
И слышал наших игр я снова шум игривый
И вижу вновь семью друзей.

Прочитайте эти стихи полностью и вы увидите, как изменился тон, колорит воспоминаний, — темные и глухие в 1828-м, они стали светлыми и звонкими в 1829-м. Этим преображением чувств Пушкин обязан паломничеству в Царское Село. Уж тем одним был бы бессмертен Лицей, что такие творения вызвал он к бытию.

В конце прошлого — начале нынешнего века в Царском Селе жил и трудился прекрасный поэт и критик, «последний из царскосельских лебедей», Иннокентий Федорович Анненский. Сам воздух этого города был напоен пушкинской темой. Анненский писал:

«Именно здесь в этих гармонических чередованиях тени и блеска; лазури и золота; воды, зелени и мрамора; старины и жизни, в этом изящном сочетании природы с искусством Пушкин еще на пороге юношеского возраста мог найти все элементы той строгой красоты, которой он остался навсегда верен и в очертаниях образов, и в естественности переходов, и в изяществе контрастов <…>, и даже в строгости ритмов <…>