Жизнь-река

Но что это? По берегу бегут нарядно одетые парни, девушки, подростки. Старик–инвалид ковыляет за ними. Два мужика рубили баню, воткнули топоры в брёвна, соскочили со сруба, побежали следом. Рыбак смотал удочку, поднялся вверх по глиняным ступеням, выкопанным в обрыве, заторопился за всеми.

Куда они все бегут? Гуляющие парочки убыстряют шаги, чтобы не отстать от плывущего по реке плота. Показывают на меня, что–то кричат. Большая толпа устремляется вровень со мной. В общем крике не разобрать отдельных голосов. Руками знать дают: «Сюда плыви, к нам!»

В Колпашево я предполагал купить хлеба и лимонада, однако высоченному берегу–крепости, казалось, не будет конца. Я встал во весь рост, и придерживаясь за мачту, крикнул:

— Где можно причалить?

— Плыви дальше, там будет коса, — ответили мне.

И такое место нашлось у городской набережной, если можно так назвать песчано–галечную пологую часть берега, занятую пивными ларьками, кафешками, киосками, танцплощадкой. Но лучше бы я сюда не приставал! Лучше бы мне плыть ещё неделю без хлеба, и уж, тем более, без лимонада.

Я ещё не оправился толком от недавнего стресса, как адреналин вновь забурлил во мне, давая знать о себе повышенным сердцебиением. Меня и «Дика» буквально облепили десятки молодых людей. Наперебой расспрашивали, рассматривали плавсредство, умилялись, восторгались.

— Откуда? Из Новосибирска? Вот это да-а!

— Как же вы прошли столько? Такое наводнение!

— Сколько дней идёте? Как сделан плот? Из резинок? И не пропороли?

— Чем питаетесь? Рыбу ловите?

Бесчисленные вопросы как из рога изобилия сыпались на меня. Не зная, отвечать на них или спасать свой скарб, я вертел головой, тщетно пытаясь уследить, запомнить, кто и что взял с плота.

Память отца — фронтовой планшет с картами бассейна Оби…

Бинокль с рубиновым покрытием линз…

Китайская дуговая палатка — подарок Дениса Елисеева…

Водонепроницаемый фонарь и газовая плитка… Немецкий термос, преподнесённый сыном Виталием перед отходом в плавание и его солдатский котелок…

Нож с берестяной рукояткой — всё растащили чьи–то руки, всё пошло нарасхват. Рассматривалось с неподдельным интересом как что–то необычайное с летающей тарелки инопланетянина! Где, у кого какая вещь? Попробуй, усмотри здесь! Кто–то смотрит в бинокль, кто–то примеривает, оценивающе прикидывает болотные сапоги. — Надо же! Какие у него сапоги!

Кто–то ножом любуется.

— Ловко в руке сидит…

Пробуют лезвие пальцем, волос скребут на руке, проверяя остроту.

— Хорошая сталь! А ручка?! Видали, какая у него? Из бересты!

— Во-о! Котелок настоящий, солдатский!

— А это что? Печка газовая? Не хило мужик плывёт!

— Глянь сюда, Вован! Планшет военный! Во-о! Карты здесь! И тетрадки какие–то. Дневник!

Впечатление такое, словно я — Остап Бендер, еду впереди участников автопробега и меня встречает ликующий Козельск.

Или я — Фаддей Беллинсгаузен, вернувшийся из трёхгодичного кругосветного плавания после открытия Антарктиды, осаждаемый торжествующим Санкт—Петербургом.

На худой конец — космонавт, нечаянно приземлившийся на окраине Колпашево.

Симпатичная девчушка–выпускница школы, вручила букетик нарциссов, видимо, незадолго перед этим преподнесённый ей парнем. Он стоял рядом, держал подругу под руку, счастливо улыбаясь.

— А вас занесут в книгу рекордов Гиннеса? — протиснувшись сквозь толпу, полюбопытствовал мальчуган–пятиклашка, умненький очкарик–толстячок, похожий на тех, кого зовут «ботаниками».

— Нет, малыш, — торопливо отвечаю, — пытаясь успеть глазами за биноклем, переходящим их рук в руки.

— Я не малыш. Я — Коля. А почему вас не занесут в книгу рекордов Гиннеса? На таком плоту ещё никто не ходил.

Объяснять некогда. Не до него мне! Что станется с «Диком» после топота по его настилу десятков ног, после трогания оснастки и снаряжения десятками рук?

С безучастным видом я отошёл в сторону, надеясь на порядочность молодых колпашевцев как на некое чудо, совершенно немыслимое в тусующейся толпе в Новосибирске или в Бердске. Будь, что будет…

«Уазик» с надписью «милиция» тормознул на пригорке. Два дюжих молодца в форме сотрудников патрульно–постовой службы подошли, поздоровались, вежливо попросили предъявить документы. Пришлось разорвать целлофановую плёнку, в которую горячим утюгом оплавляя края, я запечатал паспорт и другие документы. Удостоверившись в моей законопослушной личности, милиционеры пожелали счастливого плавания и уехали.

Двое мальчишек неотрывно смотрели на меня. Кем я был для них? Может, они тоже, как и я в детстве, мечтают о дальних плаваниях и диковинных странах? О кораблях и морской форме? И я для них тот, кем был для меня тихоокеанец Мишка Захаров?

— Пацаны! — позвал я их. — Где здесь поблизости магазин?

Они сбивчиво объяснили. Бросить плот в окружении толпы и уйти? Нет, не могу. Я с надеждой глянул на безвестных обожателей, не сводящих с меня горящих глаз.

— Мальчики, сгоняйте, пожалуйста, в магазин! Пару буханок хлеба, две бутылки лимонада. Себе по жвачке возьмите.