Как Гюго на своем острове[819] в Ла-Манше, Рембо обрел свой философский дом: «голая комната с закрытыми ставнями», вонючие нищие на улице и «его душа – жертва отвратительного». Жизнь маленького городка забавно трогательна, независимо от континента. Хотя никто никогда не видел, чтобы шарлевильские собаки грызли человеческие трупы и хотя большинство
Все как обычно»[820].
Несмотря на насмешливый тон, Рембо чувствует солидарность с людьми, которые знают, как извлечь пользу из жалкого существования, и которые понимают красоту бесполезности и ущерба. Его поэтические герои, застегивающие на пуговицы свои рифмы от реального опыта, были тошнотворным разочарованием. Но Африка была полна людей, таких как Генри Мортон Стэнли, который «отправился на свои подвиги с совершенно недостаточными средствами»: «Он видел в этом почти героическое пренебрежение к жизни, которая, как правило, заканчивается бесполезной жертвой»[821].
Рембо, возможно, даже надеялся, что его экспедиция на юг приведет его к знакомству со Стэнли, который достиг берегов озера Альберт в апреле 1888 года.
По возвращении в Харар Рембо переехал в одноэтажный дом с плоской крышей, примерно такой же длины, как тень страуса в конце дня, судя по фотографии[822]. Позднее его использовали в качестве почтового отделения, а затем снесли. Ни один из домов Рембо в Хараре не сохранился. «Дом Артюра Рембо» в современном Хараре был построен после его смерти.
Чтобы справиться с увеличением торгового оборота, ему пришлось возвести несколько сараев рядом с домом, которые служили ему складом[823]. Рембо являлся единственным агентом могущественного Сезара Тиана и, кроме того, заключал тайные сделки на стороне, а потому был уверен, что в состоянии раздавить своих немногочисленных конкурентов.
Хотя Рембо, как предполагается, оставил торговлю оружием после экспедиции в Шоа, несколько писем и некоторые из недавно опубликованных поступлений доказывают, что он продолжал иметь дело с большими партиями ружей и боеприпасов для Савуре и отставного морского капитана по имени Элои Пино[824]. Его письма казались почти веселыми: «Я занят несколькими достаточно крупными сделками, которые принесут мне какую-то прибыль. …Я рад отдохнуть или, скорее, освежиться после трех летних сезонов на побережье».
Дом Рембо функционировал как независимое консульство. Он пересылал почту, организовал транспорт, принимал торговцев и путешественников по пути в Шоа или на побережье: Ильга, Савуре и графа Телеки, возвращающегося с озера Рудольф (Туркана), которое, возможно, Рембо застолбил бы для Франции, если бы Географическое общество профинансировало его экспедицию.
Жюль Борелли также гостил у него несколько дней и обнаружил, что у Рембо были определенные ожидания от своих гостей, независимо от их статуса. Борелли писал 26 июля 1888 года, чтобы поблагодарить его за гостеприимство: «Поскольку я совсем запамятовал, что, когда мои мулы были загружены, ты хотел заставить меня подмести двор[825] (что я по глупости неправильно истолковал), надеюсь, что ты позабудешь те непристойности, которые я тебе наговорил».
Метла, должно быть, находилась в постоянном употреблении. Рембо жил так, будто не хотел оставлять после себя никаких улик, или как будто кто-то уже пытался написать его биографию. Савуре пробыл месяц, но ему практически нечего было рассказать:
«Вполне добротный дом, без мебели. Мне не на чем было спать, кроме моей раскладушки, и за месяц, что я там пробыл, я так и не узнал, где он спал. Я видел, как он пишет день и ночь за плохо сделанным столом»[826].
Письменная работа Рембо состояла из таможенных деклараций, счетов и квитанций и, возможно, давно обещанной книги об Абиссинии, которая так и не появилась. Хотя его заметки о новом маршруте в Шоа были опубликованы Географическими обществами Великобритании, Франции, Германии, Австрии и Италии[827], он не показывал никаких признаков, что пытается извлечь выгоду из славы исследователя.