Жизнь решает все

Ласка — вот же упрямица — лишь головой дернула и миску попыталась выбросить. Только куда ей против Зарны-то? Зарне и мужья не перечили, а у них силенок, чай, побольше было. Правда, зерно пришлось кидать самой. На камень попало — понабежали и павлины, и цесарки, и серая, наглая ворона; угодило и в пруд — рыбы зашевелились, захлопали тугими губами. Такую бы хоть одну да на сковородку, да со сметанкою и зеленью, и винца плеснуть, но самую малость, чтоб не перекислить. Тут Зарна одернула себя — хозяин дома вряд ли одобрит подобное, а его, пусть и щуплого телом, немолодого, Зарна побаивалась. И не в титуле дело было, не в родовитости или богатстве. Жив был в памяти первый день и комната в укромной части дома. Без лишка, но там невообразимая дороговизна уже от одних стен, сплошь из белого жилковатого камня. Из него же был сделан и длинный стол с выдолбленными по краям желобками, и стол иной, высокий, со стеклом да ножиками.

— Раздень ее, — велел хозяин, и спорить Зарна не посмела.

Нет, ничего-то ужасного не случилось. Был огляд, дотошный, затянувшийся до темноты. Было ковыряние в черных провалах глаз и явное недовольство хозяина увиденным, и Зарнин страх, что это она своеволием своим зло причинила. И были сжатые, белые губы Ласки, не проронившей за все время не ни слова, хотя, верно, болело. А потом короткое от хозяина:

— Завтра пришлю мазь. Будешь накладывать дважды в день, а сверху тугую повязку.

— Да, господин, — только и ответила Зарна.

От мази веки подопечной набрякли, в первый день из-под них сочился гной, на второй — слизь, на третий же повязка до вечера оставалась сухой. Тогда же Ласка разбила кувшин, а ночью, решив, что Зарна спит, полоснула осколком по руке. Дурная, только кровью простыни измазала.

— Я все равно это сделаю, — сказала она Кырыму в лицо. — Я тебе не верю.

— Неужели? — сухие пальцы развели веко и тронули жесткую корочку рубца.

— Ты не сделаешь мне глаза. Ты не сможешь. А если бы и смог, то не стал бы тратиться.

Зарна только руками развела: дескать, что с блажной взять?

— Я трачу на тебя свой дом. Свои деньги. Свои знания и время. Хотя могу просто запереть в подвале. В пустом подвале, где не будет ни кувшинов, ни тарелок, ни кровати, ни даже нужника. А если ты и там умудришься причинить себе вред, я прикажу тебя спеленать, как пеленают младенцев.

Ему поверили.

— Что до слепоты твоей, ты бы удивилась, узнай, насколько меня занимает данная проблема. Если бы ты только знала…

— Если бы только знать наверняка, — Фраахи стоял у раскрытого окна. Влажный весенний ветер ласкал лицо и руки, проходил сквозь мембрану крыльев, согревая кровь эманом. — Предложение беспрецедентно. Выгода сомнительна. Восемь тонн орудий, и это только первая партия. Основные энергетические затраты лягут на нас. А это — на минуточку! — как минимум обеспечение чуть ли не суточной работы портала на приеме у отправителя, сама переброска и спуск с теми же требованиями. Сами точки разнесены, что демоново семя. И первая из них — на самой границе Наирата, где сегодня напряженность поля одна, завтра другая, а послезавтра вообще никакая, ибо поля — фьють и нет! Мы не можем себе позволить такие риски и траты. Даже сейчас.

Скэр не ответил. Скэр думал о том, что ему до скрежета зубовного надоел старик и люди с их вечной суетой. И что решение на самом деле принято, потому как не воспользоваться возможностью было бы глупо, а гебораан не совершает глупостей, иначе он был бы рожден икке. И что немного потраченного эмана — лишь вложение, каковое обернется прибылью. Чем неспокойнее внизу, тем больше эмана наверху. Аксиома, которую с блеском подтвердила последняя война.

— Ты не прав, — Скэр поймал ветер и, пропустив по ладони, создал зерно, вокруг которого начнут сворачиваться слои жемчужины-линга. — Есть отчетливое биение. Би-е-ни-е. Поле давно перехлестнуло и точку отправления, и нынешние границы Наирата. Оно возвращается в прежние пределы и, скорее всего, на таком откате хватанет лишнего. Да, это вопрос не одного года, но уже сегодня мы имеем там стабильность, сравнимую с таковой двадцатилетней давности. А значит, приграничья Наирата забурлят вновь. И именно поэтому нынче мы можем себе позволить практически всё. Кроме одного — кормить бесполезных.

Тончайшие нити — отпечатками пальцев, следом чего-то, что еще не душа, но уже не тело, узором, который невозможно разглядеть, но возможно прочесть касанием.

— Выбраковка, — Скэр, стряхнув жемчужину, облизал пальцы. — Жесткая выбраковка. Если один способен делать то, что делают двое, то зачем держать и кормить двоих? Позволять им размножаться? Отнимать ресурсы?

Фраахи слушал молча, по лицу его невозможно было понять, согласен ли он. Ну конечно, согласен, иначе пошел бы за Каваардом с его безумными идеями. Многие бы пошли.