На кораблях, находившихся в плавании, умерших или погибших в бою моряков погребали в море. Тело покойника зашивали в его парусиновую койку, прикрепляя у ног какой-либо груз, например, пушечное ядро или, на паровых кораблях, обгоревший топочный колосник. Команда и офицеры выстраивались на шканцах и шкафуте во фронт и обнажали головы. Покойника клали на широкую доску, опирая ее о фальшборт, и покрывали флагом. Корабельный священник в присутствии командира отпевал усопшего, посыпая заранее взятой в плаванье землей, затем раздавался пушечный выстрел, корабельный оркестр играл «Коль славен», приспускался корабельный флаг; конец доски поднимали и тело соскальзывало в море так, чтобы покрывавший его флаг оставался на доске. Если корабль стоял на якоре, при описанном церемониале покойника с почетным караулом свозили на баркасе на берег для предания земле.
Погребение совершалось на третий день (у мусульман требовалось хоронить в тот же день, до захода солнца). Но при жаркой погоде и умерших от заразных болезней погребали в течение суток. При погребении августейших особ, тела которых бальзамировались и выставлялись в церкви для прощания, сроки погребения определялись особым указом. Можно было бальзамировать и тела мирян. Умерших священников хоронили в церкви под алтарем либо снаружи, но в непосредственной близости от алтаря. Изредка это допускалось и для мирян-храмоздателей или оказавших большие услуги Церкви. Погребение непременно совершалось в освященной земле кладбища, и только самоубийц, кроме бывших в состоянии умопомешательства, хоронили где-либо за кладбищем, в неосвященной земле. Допускалось захоронение в специально построенных на кладбище усыпальницах, склепах, нередко семейных, когда гроб опускался в специальную каменную камеру и закрывался каменной плитой либо стоял в склепе. Традиционно же над могилой делалась невысокая насыпь и в головах устанавливался крест либо каменный памятник; в более отдаленные времена он мог иметь форму гроба с высеченными на нем орнаментом, надписями и крестом, а позднее – вид пирамиды, увенчанной крестом либо фигурой ангела, либо дикого камня с высеченным на нем крестом и надписью. В состав надписи нередко входила эпитафия, излагавшая достоинства покойного, описание его жизни.
Кладбища, на которых непременно строилась кладбищенская церковь, обносились стеной с закрывавшимися на ночь воротами или хотя бы окапывались рвом с валом, чтобы туда не заходил скот и не забрел по ошибке запоздавший или пьяный прохожий: покойников боялись, тем более что по ошибке мог быть похоронен колдун либо вурдалак, ночью выходящий из могилы, чтобы пить кровь у живых людей. Если выяснялось, что такая ошибка имела место, могилу для проверки следовало раскопать, соблюдая осторожность: упырь при крестном знамении мог выскочить из могилы и с визгом убежать, обернувшись собакой или волком. Если покойник лежал в гробу с розовым лицом, вымазанными кровью губами (а иногда свежая кровь могла оказаться и в гробу), его сердце было необходимо пронзить осиновым колом.
После похорон проходила поминальная тризна, поминки, на которых мог присутствовать любой, даже случайный человек. Непременно на поминках присутствовало духовенство, совершавшее в ходе их краткое поминовение покойного; такая кратчайшая служба называлась халтурой, и позже это название было перенесено на что-либо плохое, некачественное, а также даровое (в данном случае угощение), поскольку духовенство обычно старалось взять с собой на тризну и членов своих семейств, чтобы они могли вкусно и обильно поесть. Духовенство даже носило устойчивое прозвище кутейников, поскольку ему часто случалось есть кутью на поминках. Перед трапезой читались положенные молитвы, служилась лития, краткое заупокойное богослужение, и благословлялись «яство и питие». Первым блюдом подавались блины, желательно с зернистой икрой. Яство состояло из рыбных блюд, особенно если поминки приходились на посты или постные дни недели. Заканчивался обед киселем с миндальным молоком. По окончании обеда духовенство опять служило литию, заканчивавшуюся «вечной памятью», которую пели все присутствующие. После этого всем подавалась в стаканах медовая сыта.