Жизнь русского обывателя. Часть 2. На шумных улицах градских

Хотя цензурная ситуация в XVIII и даже еще в начале XIX в. была благоприятной, издательское и книготорговое дело было не в авантаже. В 1806 г. С. П. Жихарев записывал в дневнике: «Бывший наш учитель французского языка в пансионе Ронка, Лаво, с таким же учителем Алларом намерены основать обширную торговлю французскими книгами и завести в центре города, на Лубянке, книжную лавку… А, право, желательно, чтоб в Москве хотя французская книжная торговля развилась и процвела, если уж русская не развивается и не процветает. Все вообще жалуются на недостаток учебных пособий и средств к высшему образованию: специальных и технических книг вовсе здесь не сыщешь, надобно выписывать их из Петербурга. Русские книгопродавцы не могут понять, что для книжной торговли необходимы сведения библиографические, зато и в каком закоснелом невежестве они находятся! Ни один из них не решится предпринять ни одного издания новой книги на свой счет, потому что не смеет оценить ее достоинства… Ни в Мее и Грачеве, ни в Акхокове, Немове и Козыреве нет даже глазуновской (Глазуновы – крупнейшая книготорговая фирма в Петербурге, затем в Москве. – Л. Б.) сметливости, чтоб кормить типографии изданием хотя бы “Оракулов” и “Сонников”… Впрочем, не много доброго можно сказать и об иностранных книгопродавцах… а цены на книги назначают баснословные: опытные люди утверждают, что втрое дороже, нежели они стоят за границею, да и то промышляют большею частью всяким хламом текущей литературы… Что же касается книжной торговли во внутренних губерниях России, то… она походит на осла, играющего на лютне… Вот в Костроме какой-то закоренелый раскольник с давних лет ведет обширную торговлю книгами, а между тем почитает смертным грехом прикоснуться сам к книге, напечатанной гражданской печатью» (44, I, с. 209–210). Жалкое состояние книжной торговли и книгоиздательства в эту пору легко объяснимо: слишком мало было покупателей, и даже небольшие, следовательно, невыгодные тиражи книг плохо расходились. Недаром знаменитый издатель и книгопродавец А. Ф. Смирдин, одним из первых начавший платить авторам и прославившийся баснословными размерами гонораров А. С. Пушкину, в конце концов разорился.

Не особенно блистательно обстояло дело и на рынке журналистики, особенно во второй четверти XIX в.: Николаю I показалось, что в России слишком много журналов. Характерным явлением были альманахи – продолжающиеся издания, выходившие нерегулярно, а иногда умиравшие на первом выпуске. «Альманашниками» обычно были сами литераторы: соберет инициативный стихотворец поэтическую дань со своих друзей и знакомых – глядь, на рынке появилась какая-нибудь «Аглаида», «Мнемозина» или «Северные цветы»; даже в далекой Вятке вышла «Вятская незабудка». А на следующий выпуск, глядишь, ни денег, ни материала. Газеты процветали почти исключительно официальные, преимущественно Санкт-Петербургские и Московские «Ведомости»; губернские «Ведомости», по приказанию начальства начавшие выходить в 30-х гг., интересовали совсем уже узкий круг читателей, и то лишь их неофициальная часть, публиковавшая сведения по истории края, народным промыслам, обычаям и т. п.; а содержащую распоряжения начальства и разного рода отчеты официальную часть, ради которой «Ведомости» и издавались и благодаря которой существовали, вообще никто не раскрывал. Из газет частных большой популярностью пользовался «Русский инвалид» (о нем в своем месте будет идти речь) да «Северная пчела» Ф. В. Булгарина и Н. И. Греча – благодаря своей ядовитой скандалезности. Журналы же, только «толстые», вроде «Сына Отечества», «Вестника Европы», «Телескопа», «Московского телеграфа», «Москвитянина» или «Отечественных записок», были известны лишь образованным горожанам: профессуре, студенчеству, литераторам и ничтожному кругу образованного дворянства. Более популярна была «Библиотека для чтения», рассчитанная преимущественно на массового читателя с невзыскательными вкусами и неопределенными взглядами: с нее и началось «торговое направление» в журналистике. Малотиражность журналов и отсутствие их в розничной торговле вызвала к жизни такое явление, как предоставление их для прочтения в кофейнях, где вместе с чашкой кофе, слоеным пирожком и трубкой или сигарой можно было получить и свежий номер.